Николай Каипецкий

В белые шубы оделись берёзы

В белые шубы оделись берёзы,

С неба всё падает сахарный снег,

Тает, упав как любовь, словно слёзы,

Я этот день не забуду вовек.

Ветер-колдун бормотал заклинанья,

Но я не мог их, увы, разобрать,

Смех это был, а быть может рыданья,

Всё может быть, но не мне это знать.

Я у подъезда стоял, а дорогу

Всё изучал зоркий глаз фонаря,

А на душе – не тоска, не тревога,

Звёзды над сердцем всё ярче горят.

Вдруг вижу: девушка в чёрных сапожках,

В чёрненькой шапке и в чёрном пальто,

Губы накрашены, в ухе серёжка,

А её тайну не знает никто…

По белоснежью бесшумно ступая,

Строго и молча куда-то идёт.

Снег под подошвой скрипит, прилипая

К сердцу её, превращается в лёд.

Тут я подумал: «Похоже, влюбился…»

Но почему она так холодна?

Этот вопрос крепко в разум мой влился,

В мыслях моих лишь она, лишь она…

Эх, как назло, всё не мог я решиться

Тихо сказать, что люблю я её,

Точно я знал, что сегодня мне сниться

Будет она, будто мы с ней вдвоём.

Долго и сладко об этом я грезил,

Думал: «Любовь, поцелуй, все дела»,

Думал о том, как мы будем с ней вместе,

Но через миг, глядь, – она уж прошла.

Что же мне делать? Догнать и признаться?

Нет, не могу это сделать, увы.

Как же я буду теперь просыпаться,

Тёмной не видя её головы?

И, словно солнце, она плавно скрылась,

Тени её мне уже не догнать.

Вот и один я, слеза покатилась,

Ах, я люблю её, снова, опять!!!

Николай Шоластер

С мечтой не расставайтесь

Чем ближе новогодние праздники, тем наряднее становился город. Яркое солнце, отражаясь от белоснежного покрывала, слепило и наполняло всё вокруг позитивным настроением. Казалось, если закрыть глаза и повернуться лицом к солнцу, можно получить заряд бодрости до самой весны.

Люди в приподнятом настроении спешили по своим делам, увлечённые этой предпраздничной суетой. И только она, среди всеобщего ликования, шла убитая горем. И всё вокруг ей казалось чужим и даже враждебным. Она не могла разделить эту радость, которой не было места в её раненой душе.

«Почему так? Когда у тебя нестерпимая боль и жить не хочется, так радуется природа? Словно издевается… – думала она, – Столько радости на лицах людей… Нет, они-то не виноваты. Но почему так светло вокруг, когда у меня в душе кромешная тьма? Или я в чём-то провинилась?»

Она не знала, как сказать маленькой дочурке, что папа не приедет встречать с ними Новый Год. Да, он обещал, но вместо него прилетела эта страшная бумажка… извещение. Она нервно мяла её в руках, не различая букв и не в состоянии дочитать до конца. Слёзы стекали по лицу, а чувство пустоты всё сильнее давило на грудь, мешая дышать.

Он был, он обещал, а теперь его нет. Вместо него пустота. Казалось, воздух исчез, а земля ускользала из-под ватных ног. Небо медленно кружилось над головой, как старая карусель, и этот оглушительный звон в ушах…

«А сказать придется самой, иначе кто-нибудь по доброте-то да как рубанёт: „Ах, бедная девочка, как же так!? Как жить-то теперь?“. Да, уж лучше я сама и не сразу… Крепко-крепко обниму, а потом скажу».

Она только начала разговор, а дочка сразу обо всём догадалась по маминым заплаканным глазам, по изменившемуся голосу. Только не поверила! Она была упрямая, вся в отца, и твердила, как заклинание, что он обязательно приедет в эту новогоднюю ночь. И потому надо нарядить ёлку, накрыть стол и зажечь свечи.

Её голос был совершенно не по-детски спокоен и твёрд, будто она знала что-то важное, о чём не знал никто другой.

– А ещё, – сказала, – надо повесить большую красную звезду над входной дверью, чтобы он её обязательно увидел и понял, что его тут ждут!

С ребёнком не поспоришь… Только на душе становилось всё тяжелее от этой затеи. Что же будет, когда она поймёт, что его уже нет? В её маленьком теле с упрямой душой рухнет великая вера. А ведь нет ничего страшнее на свете, чем потерять веру!

– Давай не будем ничего готовить, просто так посидим за столом? – сказала она. Ей становилось всё тревожнее по мере вовлечения в эту страшную игру.

– Нет! Мы всё приготовим, как всегда э