Пойма. Курск в преддверии нашествия

Екатерина Блынская

Военная проза XXI века

В Курском приграничье жизнь идёт своим чередом. В райцентре не слышно взрывов, да и все местные уверены, что родня из-за «кордона» не станет стрелять в своих.

Лишь немногие знают, что у границы собирается Тьма и до Нашествия остаётся совсем немного времени.

Никита Цуканов, местный герой, отсюда родом и ещё не жил без войны, но судьба дала ему передышку. С ранением и надеждой на короткий отдых, он возвращается домой. Наконец, есть время остановиться и посмотреть на свою жизнь, ради чего он ещё не погиб, что потерял и что обрел за двадцать лет, отданных военной службе.

Здесь, на родине, где вот-вот грянет гром, он встречает Веронику, так же, случайно оказавшуюся на родине своих предков.

Когда-то Вероника не смогла удержать Никиту от исполнения его планов. Тогда это были отношения двух совсем молодых людей, у которых не хватило сил противостоять обстоятельствам. Они разошлись, казалось, навсегда, но пути их вновь пересеклись.

Теперь, в тревожном ожидании, среди скрытых врагов и надвигающейся опасности Никите предстоит испытать себя на прочность. Кто возьмёт верх над ним – любовь к Родине и долг, или же любовь к женщине, имя которой звучит, как имя богини Победы. Но кроме этого, Никита и Вероника ещё найдут и уничтожат тех, кто работает на врага и готовит наступление на русскую землю.

Эта книга – первый роман, рассказывающий о жизни Курского приграничья во время Специальной военной операции, написанный за несколько месяцев до нападения украинской армии на Курскую область.

Екатерина Блынская

Пойма. Курск в преддверии нашествия

* * *

1.

– Ты вот это, як я балакаю, розумиешь?

– Всё понимаю! У меня генетическая память включается сразу. Как тумблер, когда я к бабулям приезжаю.

– Дак вот… Нет! У нас добрых председателей николы не було. Тильки один. Хорошо. Я буду по-русски. Ну, его Катерина Лексеевна очень любила, приглашала с собой на всякие кремлёвские приемы, а скольким она помогла! Вот человек!

– Что за Екатерина … Екатерина Вторая? Она тоже была здесь?

– Фурцева!

– А… да, она же наша.

– Да у нас только две знаменитости: она, да Достоевский. Хотя, что там… Фурцева три года отработала тут, а Достоевский вообще мимо проезжал.

– А что он тут забыл у вас?

– Ну, он тут отдыхал один раз. Вон там, вишь, там, что-то за дымок парит? Там Мирополье. Там вон и отдыхал. Но Достоевский дюже не любил дубы, городской он всё-таки был человек. Говорил, что чернолесье ему милее. И не задержался тут. А у нас здесь гостил. Да… Знаешь, чтоб истинную русскую природу понять, надо тут побывать. Вот она вся тут. Яры, леса, речки, поля эти широкие, як озера… Вербы, та ракитки… Та луг, вон, весь сейчас в воронках, а так отож солончак, степь.

– Говорят, попали в монастырь? «Хаймерсы»?

– Да вот. Попали. Было вот недавно. В стену попали, которая на границу смотрит. Раньше вот дружили, не делились, кто кацап, кто хохол… Потом вот цэй прилетел, который чмель, чи як там его.

– Дрон?

– Да, дрон. Сбросил в стадо, три коровы убил.

– Вот же гады… Коров-то за что?

– А я то сразу сказал… вони нас не помилуют. То мы, христиане, их не будем бить в монастыри. А вони ударили. Матушку-то, Пряжевскую Богомать хорошо: спасли. Кабы не Матушка… Унесли в подклетье. Да такое уже было. При татарве было… при немцах было. Ведь же кто иконы спасал, тот и сам выживал!

– А расскажите про последний случай, что говорят? Про диверсию.

– Ну тут, наверное, лучше у них спросить. Я-то боюсь. Посадят. Наговорю себе лет на восемь.

– Кому вы нужны, сажать вас…

– Нее… Вероника Алексеевна, я нужен ещё. Ну, не как, скажем, боевая единица, а как информант.

– Вот и ладно. Расскажите на ушко.

Красная монастырская стена была повреждена в трёх местах, особенно пострадала жестяная кровля, прикрывающая толстую, но уже временем выеденную кладку. Изнутри к стене примыкал небольшой виноградник, где в идеальном порядке рос платовский виноград, изабелла и шасля, все подвязанные на одну сторону кустики, пущенные жильчатыми листьями вверх по бечевке, а между рядами усыпанные шелухой от семечек были