Винегретик

Ты дочь тёщи, а я сын свёкра,

Ты – морковка, а я, блин, свёкла!

Накрошила жизнь в винегретик,

Ну и закусывает этим!

Квартира

(притча)

Жили в пятнадцатикомнатной квартире пятнадцать братьев и сестёр. Дружные, весёлые, на пятнадцати языках пели, как птицы. За работой – все вместе, за столом – тоже. Самый старший из них «пахал» от зари до зари, помогая младшим деньгами на одёжку, еду, учёбу, обстановку.

Но пришли тяжёлые времена, заболел старший брат. Не захотели младшие помочь ему, быть вместе, рядом, поддержать. Общую квартиру разделили по комнатам, а чтоб не стыдно было в глаза друг другу смотреть, да помогать-делиться, как делал старший брат, пристроили к каждой комнате отдельный выход.

Только совесть иногда просыпалась от «неудобных» вопросов знакомых. И что б её заглушить стали они тогда брата старшего назвать жестоким, извергом. На том совесть и успокоилась.

Не работают почти теперь те братья и сёстры. Ходят по другим домам, милостыню выпрашивают, рассказывая, как старший брат их обижал, да деньгами не делился.

Так и живут отдельно, в нищете!

Форменное безобразие

– Зай, ну поторопись чуть-чуть, – просил я супругу собираться побыстрее, – на электричку опоздаем!

– Марусь, – так ласково называла меня жена, – ну ты же видишь, я стараюсь, – пыхтела Света, носившая под своим сердцем наших долгожданных двойняшек уже седьмой месяц.

Так трудно доставшийся нам её живот мешал надеть сапоги. Я наклонился и помог. Молния «вжикнула», застыв наверху, на положенном ей месте.

– Ну, всё, готова?

– Угу. Только губы подкрашу.

– О, господи! Марусь, – теперь я назвал её так же ласково, как было принято в начале двадцатого века, – так мы никогда не уедем!

– Ничего, думаю твой брат войдёт в наше положение и простит небольшую задержку?

– Ха, точно, положение «в положении»! – усмехнулся я.

– Ну, вот и готово! – сказала жена, закрутив помаду обратно в футляр.

– Бежим!

– Ага! Бегу я, волосы назад! – заёрничала Света.

Мы торопливо, насколько это было возможно с таким «перегрузом», вышли из подъезда и заторопились на платформу. До электрички оставалось пять минут и дистанция в сто метров.

– Быстрее, быстрее, – подгонял я жену, – надо ещё билеты взять.

– Не надо, – вдруг отрезала любимая, – так поедем! Если чего, у меня удостоверение «МПСовское» осталось.

– А я?

– Ты чего, боишься «зайцем» ехать?

– Нет, просто не люблю! – сказал я неправду. Боялся я контролёров, с детства, какой-то испуг во мне присутствовал, хоть ни разу за руку и не был пойман. Зато часто видел баталии «контрошей» и «зайцев», не всегда мирные и даже с кровью.

– Да не будет их, вот увидишь! – уверяла меня запыхавшаяся супруга.

– Ты как хочешь, а я билеты возьму! – упрямился я.

– Мне не бери! – попросила меня жена.

– Ну, как хочешь! Стой здесь, а то вон, электричка уже идёт! – показал я на приближающийся вдалеке поезд и рванул к кассе.

У окошечка народу не было, я шустро закинул мелочь на металлическое блюдечко и попросил кассиршу один билет до «Тимирязевской». Ехать предстояло всего две остановки и шанс напороться на проверяющих был минимален, но он был!

Получив билет, рванул к жене. И вовремя! Электричка уже открыла двери. Я помог «утяжелённой» супруге зайти в вагон. Он попался необновлённый, с деревянными сидушками.

Мы приютились недалеко от дверей, поезд тронулся и тут с противоположной стороны зашли контролёры.

– Везёт же тебе, Марусь! – съехидничала Света. Это всё потому, что ты их не любишь!

Я с обидой посмотрел на жену, одетую в просторное платье-сарафан свекольного цвета, сшитого на заказ в ателье, отороченный кипельно-белыми кружевными манжетами и воротничком. Потом решил, что не стоит дуться, на будущую маму наших детишек.

Любимая была такая красивая и чувствовала себя в этой одежде комфортно. Ничто её не стесняло, лишь курточка накинута поверх, чтобы не простыть. На чуть пухлых щеках от «быстрой» ходьбы играл красноватый румянец, карие глаза светились счастьем, а ярко-красные губы звали меня их поцеловать.

Моё созерцание прервал голос «контролёрши».

– Ваши билетики, – сказал тётя в железнодорожной форме с погонч