Девушки, которые лгут
Эва Бьёрг Айисдоттир
Скандинавский нуар
«Я была настолько опустошенной не всегда. В детстве я испытывала все чувства: и гнев, и ненависть, и любовь, и печаль. Видимо, я испытала их в таком количестве, что просто больше не осталось. Эта бесчувственность в теле и в душе и заставляет меня совершать поступки, которые кому-то покажутся отвратительными. Но мне плевать. Кажется, во мне угасли все эмоции, кроме кипящей, клокочущей, пылающей злобы, которую я не в силах унять».
Поначалу исчезновение матери-одиночки Марианны Торсдоттир не вызывает интереса у жителей Акранеса. Она страдала от депрессии, периодически уходила в загул, не справлялась с воспитанием дочери без поддержки соцработников…
Полиция и свидетели сходятся во мнении, что женщина ушла из жизни добровольно… Но семь месяцев спустя ее тело обнаруживают со следами насильственной смерти. Офицер полиции Эльма и ее коллеги берутся за дело, которое становится все более сложным по мере того, как растет число подозреваемых и проливается свет па прошлое Марианны…
Сможет ли Эльма найти истину в хоре голосов свидетелей? В хоре голосов девушек, которые лгут?
Эва Бьёрг Айисдоттир
Девушки, которые лгут
Eva Bj?rg ?gisdоttir
STELPUR SEM LJ? GA
© 2019 Eva Bj?rg ?gisdоttir
© Грушевский В. С., перевод, 2024
© ООО «Издательство АСТ», 2025
Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.
* * *
От победителя The CWA John Creazey (New Blood) Dagger
«Не просто качественный детектив, но леденящая душу история становления монстра».
The Times
«Захватывающий и леденящий душу триллер от восходящей звезды исландского нуара».
Рагнар Йонассон
* * *
Гюнне
Рождение
Белые простыни напоминают мне бумагу. Они шуршат при малейшем движении, у меня чешется всё тело. Я не люблю ни белые простыни, ни бумагу. От самих этих волокон, от того, как плотная ткань липнет к чувствительной коже, я покрываюсь мурашками. Поэтому я почти ни разу не сомкнула глаз, с тех пор как оказалась здесь.
Моя кожа такая же белая, как простыни, а на ощупь, как это ни смешно, точь-в-точь бумага. Она тонкая и растягивается каким-то странным образом, стоит мне только шелохнуться. Такое ощущение, что она вот-вот пойдёт трещинами. Под ней синеют вены, и я то и дело скребу кожу ногтями, хотя понимаю, что этого делать не надо. Ногти оставляют на коже красные полосы, и лишь усилием воли я сдерживаюсь, чтобы не расцарапать себя до крови. Если бы это произошло, врачи и акушерки стали бы бросать на меня ещё больше косых взглядов, а их я уже почувствовала на себе более чем достаточно.
Медперсонал явно полагает, что со мной что-то не так.
Интересно, заглядывают ли доктора в соседние палаты, где лежат другие женщины, с той же завидной частотой и без предупреждения, как и в мою? Сомневаюсь. Видимо, они только и ждут, что я выкину какой-нибудь фортель. Они донимают меня вопросами, рассматривают моё тело, изучают царапины у меня на запястьях, обмениваясь при этом мрачными взглядами. Они критически высказываются насчёт моего веса, а у меня нету сил объяснять им, что я всегда была такой. Голодом я себя не морю: я худая по жизни и особым аппетитом никогда не отличалась. Бывает, что я не ем несколько дней подряд, даже не замечая до тех пор, пока тело не начинает буквально трясти от голода. Не то чтобы я поступаю так по доброй воле: существуй в этом мире какая-нибудь таблетка, в которой содержались бы все питательные вещества и калории, требующиеся организму в течение дня, я бы не задумываясь её принимала.
Однако я молчу как рыба, стараясь не замечать озадаченного взора и расширенных ноздрей склонившегося надо мной врача. По-моему, никакой симпатии он ко мне не испытывает, – особенно после того, как меня застукали в палате с сигаретой во рту. Все отреагировали так, будто я устроила в их чёртовой больнице пожар. А я всего-навсего распахнула окно и выдохнула в него струю дыма. Я и подумать не могла, что это кто-то вообще заметит, однако внезапно они ворвались в палату – втроём или вчетвером – и заорали, чтобы я потушила сигарету. В отлич