Достоевский. Мир великого писателя

Юрий Иванович Селезнев

Покорившие мир

Юрий Иванович Селезнев (1939–1984) – выдающийся русский советский критик и историк литературы. Изучение жизни и творчества Фёдора Михайловича Достоевского было делом всей его жизни, а эта книга – итогом многолетних исследований и творческих исканий. В книге множество находок, точных гипотез, которые открывают нам истинного Достоевского – и вы их обязательно заметите и высоко оцените. Селезнев заново открывает нам мир Достоевского – его характер, его эпоху, его книги, взаимоотношения с людьми. Сегодня это – признанная классика жанра. О Достоевском написаны сотни книг. Но только в этой охвачена вся судьба великого писателя-пророка. Подкупает и стиль повествования – захватывающий, эмоциональный. Величайшая эрудиция Селезнева сочетается с умением писать так, что от его книги трудно оторваться, как от приключенческого романа. С этой книгой должен ознакомиться каждый, кто неравнодушен к творчеству Достоевского, к его идейной позиции, кого интересуют тайны его жизни и творчества. Перед вами – выдающаяся, мудрая книга о великом человеке.

Юрий Иванович Селезнев

Достоевский. Мир великого писателя

© Селезнев Ю.И., 2024

© ООО «Издательство Родина», 2024

* * *

Юрий Селезнёв

Часть первая. Судьба человека

История души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа, особенно… когда она писана без тщеславного желания возбудить участие или удивление.

    Лермонтов

Человек есть тайна. Ее надо разгадать, и ежели будешь ее разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время; я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком.

    Достоевский

Глава 1. Голгофа

Истинно, истинно глаголю вам: аще пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода.

Евангелие от Иоанна XII.24.

Эпиграф к «Братьям Карамазовым»; слова, высеченные на могиле Достоевского

Каждое мгновение – плод сорока тысячелетий.

Томас Вулф. Взгляни на дом свой, ангел

1. Истоки

В детстве, когда порой случалось взбежать на пригорок и взгляду открывались вдруг дальние дали, необъятные пространства земной, залитой полуденным солнцем шири, бездны небесной голубой глубины, на него вдруг накатывало удивительное чувство; казалось, кто-то невидимый зовет, и манит его, и нашептывает: стоит только пойти прямо, далеко-далеко, и если зайти вон за ту, едва различимую черту, ту самую, где небо с землей встречается, то там-то и вся разгадка всего, и тотчас увидишь и поймешь иную жизнь.

Вот и грянул последний день его недолгой вечности, и он на пороге перед вратами неведомого… И тогда вдруг открылся ему таинственный смысл древнего изречения о том, что наступит миг, когда времени больше не будет.

До смерти оставалось несколько минут. Троих уже привязывали к серым столбам, прозвучала какая-то команда – он ее не расслышал, но увидел, как серые солдаты подняли ружья на изготовку. Теперь уж наверное… И этот саван, в который их облачили, и священник подносит уже крест для целования, и всем существом еще глухо осознается неотвратимое: «…отставного инженер-поручика Достоевского… подвергнуть смертной казни расстрелянием…»

Он стоял на эшафоте, ослепленный после томительных месяцев угрюмой одиночки серостью долго зачинающегося и как будто не желающего рождаться петербургского утра 22 декабря 1849 года. Самого обычного для всех, последнего для него.

Сквозь морозные клубы дыма над серыми домами вдруг выбился луч солнца, сверкнул тепло на золоченом куполе дальнего собора, высек холодные искры из занесенного свежевыпавшим снегом Семеновского плаца, ударил в глаза неизъяснимым светом. Восемь месяцев не видел он солнца, а жить оставалось минут пять – не больше. Но «эти пять минут казались ему бесконечным сроком, огромным богатством; ему казалось, что в эти пять минут он проживет столько жизней, что еще сейчас нечего и думать о последнем мгновении, так что он еще… рассчитал время, чтобы проститься с товарищами, на это положил минуты две, потом две минуты еще положил, чтобы подумать в последний раз про себя, а потом, чтобы