Тайный ход

Лев Семенович Рубинштейн

Николай Толоконников

Тайный ход прорыт из Кремля в Загорск и проходит где-то рядом с дачной Тайнинкой, но его надо искать. Тайный ход соединяет немолодого человека с его детством и ведет в спасительное укрытие памяти – но оно может быть разрушено. «Тайный ход» – неоконченная проза Льва Рубинштейна о семье и детстве и стихи «в столбик», написанные им в последние годы.

Лев Рубинштейн

Тайный ход

© 24

От составителя

В настоящую книгу вошли немногочисленные стихотворения «в столбик», которые Лев Рубинштейн писал начиная с середины 2010?х годов (стихотворение «Зимние каникулы» также существует в «карточной» версии, с пронумерованными строками), и его неоконченная фрагментарная проза о детстве, за работу над которой он взялся осенью 2023 года. Тексты печатаются по материалам личного архива Л.Р., в некоторых случаях уточненным и дополненным благодаря авторским публикациям в социальных сетях и стихотворной подборке «Голубиная почта» на сайте проекта «Культурная инициатива» (2017). Порядок поэтических текстов и прозаических фрагментов произвольно определен составителем книги.

Сердечная благодарность Ирине Головинской и Марии Рубинштейн, без доброй воли и помощи которых это издание не было бы возможно.

Стихи

«Друг мой, друг мой, вот приснятся, допустим, под утро семь или даже девять рыбьих почему-то хвостов…»

Друг мой, друг мой, вот приснятся, допустим, под утро семь или даже девять рыбьих почему-то хвостов.

И пол под ногами вдруг некстати возьмет да и покачнется.

Или, например, стыдливо зардеется – опять же под утро – все тот же самый восток.

Ну и начнется, конечно же, новый день, новый день начнется.

Ну и что, ну и что, ну и не так уже и страшно наедине, как говорится, с собой

Сидеть в ожидании новых чум или семилетних – в лучшем случае – боен.

И я сам не знаю, куда подевалась вдруг эта самая, эта самая боль.

Так что, друг мой, друг мой, не верь мне, если я зачем?то скажу тебе, что я очень и очень болен.

«Голубиная почта? Это что это? Это вообще-то про что…»

Голубиная почта? Это что это? Это вообще-то про что?

Уж не про то ли, как голубь однажды нагадил на маминого пальто левый рукав?

Не про то ли, что я навсегда запомнил каждую пуговку и каждую ворсинку на этом терракотового цвета пальто?

И не про то ли, что и после всего я пальто это буду помнить, смертию смерть поправ?

Что ж за такое послание этот поганый голубь по своей по голубиной почте хотел ей, маме, послать?

Про какую такую думал он сообщить ей радость или лиху беду?

Не про ту ли беду неминучую горькую, которой так опасалась мать,

Что у за гаражом курящего Сашки Целикова пойду я на поводу?

Да, мама, да, я и правда пойду на поводу – не стану скрывать —

У тех, кто за гаражом, и за сараем, и за тридевять земель, и не расти трава.

Чтобы от непонятной этой жизни время от времени получать

По голубиной почте приветы, падающие на рукава.

«Попробуем хотя бы последовать однажды правилам непонятно какой игры…»

Попробуем хотя бы последовать однажды правилам непонятно какой игры,

Игры, сыграть в которую решится не много кто.

Но «молчи, – говорят нам, – скрывайся и таи, – говорят нам, – до той самой поры,

Покуда не настигнет нас однажды то самое, то есть это самое то».

Попробуем хотя бы погреться однажды в очень редких теплых лучах. И, была не была,

Попробуем взять от всего понемногу и перемешать в котле,

И нарочито неуклюжее письмо это положить во главу угла,

Чтобы – вдруг и получится – заглушить наконец-то дух пленительный маминых безвозвратных котлет.

Ну и попробуем хотя бы проследить однажды за течением совсем еще юной реки

Туда, в ту сторону, где молча умирают и светлая влага, и темная грязь.

Или попробуем хотя бы сочинить однажды мнемонические восемь строчек про правило, допустим, правой руки.

И жизнь, можно будет сказать тогда, совсем, ну просто совсем удалась.

«Пришел, ушел, и будто бы не он…»

Пришел, ушел, и будто бы не он

Пускал по ветру легкие колечки.

Кто он? Шпион? Трехкратный чемпион?

Или седой из детства почтальон?

Не Печкин, нет, какой там