Аудит грехов. Вторая жизнь.

Максим Томилко

Аудит грехов: Фельдъегерь, пытаясь доставить депешу, сталкивается с неведомым.

Вторая жизнь: Искалеченный солдат получает предложение послужить науке.

Максим Томилко

Аудит грехов. Вторая жизнь.

Аудит грехов

Почтовый тракт давно уже превратился в узкую едва заметную тропинку, то и дело терявшуюся под толстым слоем мягкого пушистого снега. Гнедой трёхлеток, полученный сегодня на перекладной станции, понуро брёл, проваливаясь по самые колени в высокие сугробы, и всем своим видом выражал крайнюю усталость. Последние две версты его пришлось вести на поводу, протаптывая путь, а обещанной прохвостом-почтмейстером деревни всё не было.

Снегопад усилился. Колючий, обжигающе-холодный ветер постоянно слепил глаза да так и норовил сбить с ног своими неожиданными резкими порывами.

Начинало смеркаться. Где-то далеко позади послышался протяжный волчий вой. Мысль о том, что придется ночевать под открытым небом заставила содрогнуться. Так и замерзнуть недолго, а тут ещё волки. Это будет «отличным» завершением его блестящей, но увы недолгой карьеры.

Ведь всего неделю назад по высочайшему Его Императорского Величества указу Денис Ожогов был произведен из прапорщиков лейб-гвардии Семёновского полка в подпоручики фельдъегерского корпуса. И первое же поручение доставить депешу от Наследника Цесаревича Александра Павловича к генерал-адьютанту Ростопчину вполне может окончиться подобным конфузом.

Поежившись всем телом, то ли от этих невесёлых мыслей, то ли от пронизывающего до самых костей холода, Денис перекрестился и с удвоенной силой стал пробираться по безлюдной заснеженной равнине.

Но не оставила его Святая Богородица без заступничества. Сквозь застилавшую глаза белую пелену показалась впереди искомая деревня. Да и конь его, видимо почуяв близость теплого стойла, зафыркал вдруг совсем радостно и ощутимо прибавил ходу. Денис вскочил в седло и за считанные минуты доскакал до ближайших домов. А затем остановился и не в силах сдержаться выругался.

Он явно сбился с пути. По всему было видать, что эта крохотная деревенька уже давным-давно заброшена. Покосившиеся изгороди, зияющие многочисленными прорехами крыши, открытые настежь двери и тишина… Ни в одном окне не горели лучины, ни одна собака не залаяла, встречая непрошеного гостя. И мертвые печные трубы не радовали запахом дыма, обещая тепло и уют запоздалому путнику.

«Всё же лучше, чем ничего», – решил про себя подпоручик и, спешившись, повел коня в первый попавшийся сарай. Сена там хватало с избытком. Денис снял узду, седло и ласково погладил коня по шее.

– Довёз, родимый.

Потом осмотрелся в поисках какой-нибудь емкости для воды и, не найдя ничего подходящего, вышел на улицу. Колодец отыскался довольно быстро. Старое деревянное ведро на жесткой промерзшей верёвке тоже имелось. Набрав воды, он вернулся в сарай и, достав из кожаной седельной сумки небольшой топорик, занялся разведением костра.

Половина жареной курицы, купленная ещё утром, несколько насквозь промерзших яиц и большая, в целый фунт веса, краюха ржаного хлеба составили ему ужин. Черствый пряник и восхитительно пахнущий липовый чай быстро вернули фельдъегерю хорошее расположение духа и привели в состояние приятной расслабленной неги.

Как-то сами собой мысли вернулись к оставленной в столице мадмуазель Зизи, чьё благоухающее приятным ароматом письмо он до сих пор хранил на груди и с которой ему, конечно же, не суждено быть вместе. Его отец, потомственный дворянин, отставной полковник от артиллерии, а ныне крупный помещик, человек сурового нрава, конечно же, не допустит подобного мезальянса. Покойная матушка уж точно бы не одобрила.

Скорее всего, ему подберут достойную партию из соседских девиц на выдане. Он в общем-то и не против. Елизавета Юрьевна, к примеру очень недурна собой. И приданое, судя по слухам, будет весьма приличное – большое поместье в Кукушкино и душ триста крепостных. А мадмуазель Зизи никуда не денется, да и сколько еще в столице подобных мамзелей…

Вскоре походный котелок закипел, и его содержимого с лихвой хватило чтоб разбавить студеную колодезную воду.