Таракан из Руанды

Ульяна Бисерова

Однажды жизнь Оливии Каремера разделилась на «до» и «после». «До» – солнечные утра большого дома в Гитараме, яркость и новизна каждого дня, вкусная, иногда горящая на языке еда. «После» – блеклое круглый год солнце, бесконечная одинаковость пансионных стен и почти безвкусная, но полезная пища. «До» – самая красивая мама, умный и добрый папа-врач и любимый старший брат. «После» – одиночество у всех на виду и груз воспоминаний.

Память раз за разом возвращает Оливию в тот год, когда на ее родине, в африканском государстве Руанда, на улицы выплеснулась ненависть, взращенная годами. Чтобы жить дальше в настоящем, Оливии приходится столкнуться с прошлым лицом к лицу на страницах личного дневника… и в жизни, когда в пансионате появляется новая воспитанница.

Ульяна Бисерова

Таракан из Руанды

Автор выражает сердечную благодарность Ксении Молдавской и Алексею Копейкину, экспертам конкурса «Саламандра», которые первыми прочли рукопись и поверили в эту историю. Спасибо, что остаетесь на стороне живого огня и света.

© Рукавишникова У. В., 2024

© Голубева В. А., 2024

© ООО «Издательство «Абрикос», 2024

* * *

«Есть ли на свете кто-то, кого я ненавижу сильнее, чем головорезов, которые ворвались в мой дом ночью и убили всех, кто был мне дорог?

Да.

Это я сама.

Спотыкаясь в темноте, оскальзываясь на мокрой траве, заливаясь слезами, я бежала через сад – все дальше и дальше от пылающего дома. Я предала свою семью.

Время лечит раны? Ложь. А может, я сама не даю им затянуться, расковыриваю до крови, не позволяя себе забыть и простить. Их, себя – всех. Вина всюду следует за мной, как тень. Мне кажется, в каждом взгляде, в каждом слове моих новых знакомых сквозит скрытый упрек: почему мои родные погибли, а я – нет? Моя вина зреет, наливается кровью, разрастается, как раковая опухоль. Преследует меня, как нестихающая головная боль, вгрызается в мысли, заставляя возвращаться в ту ночь, в те дни – снова и снова.

Мне не спрятаться, не убежать.

Я все еще там.

Я замурована в собственной памяти».

Глава 1

Мир – это кожа хамелеона.

    Африканская пословица

Все тот же сон. Хотя прошло уже пять лет. Пять бесконечно долгих лет. Всё давно отболело, отмерло. Занесено пеплом. Как древний Геркуланум, погребенный под окаменевшей лавой.

Блеклый рассвет стелется по спальне. В стылых сумерках все кажется покрытым слоем пыли, как в лавке старьевщика. Солнце в этих краях не светит в полную силу даже в летний полдень. А в ноябре оно и вовсе лениво посматривает вполглаза, накрывшись ватным одеялом. Да и кому не наскучило бы день-деньской взирать на промозглый город, по улицам которого снуют забрызганные грязью автомобили и спешат, отгородившись от непогоды огромными зонтами, неулыбчивые люди?

Оливия медленно втягивает воздух. Надо успокоиться. Дышать. По квадрату, на четыре счета, как показывала госпожа Арно. Вдох – задержка, выдох – задержка. И еще вдох, хотя грудь сдавливает, будто тонешь в темной толще застоявшейся озерной воды. Если дать слабину, позволить злости, страху или отчаянию возобладать над разумом, черная мигрень вернется, сдавит голову раскаленным обручем. И школьные будни превратятся в кромешный ад. Вдох. Выдох. Вдох.

Часы на стене показывают четверть шестого. Значит, еще битый час ждать, пока Лагранж прозвонит в серебряный колокольчик и заспанные воспитанницы в ночных сорочках высыплют в коридор, чтобы занять очередь в туалетную комнату.

Оливия поворачивает голову. На соседней кровати безмятежно посапывает, разметавшись во сне, Лаура. Белокурая и разрумянившаяся, вся словно выточенная из алебастра, она напоминает красавиц на полотнах художников Возрождения.

Виктория отвернулась к стене и нахлобучила на голову подушку.

Наверное, Оливия кричала во сне. Снова. Виктория уже не раз грозилась пожаловаться классной даме. Она с самого начала была не в восторге от их соседства и не скрывала неприязни. Да и с какой стати ей выгораживать Оливию? Они не подруги.

Ночной кошмар медленно отступает, выцветая в солнечных лучах, как засвеченная фотопленка. Оливия вытирает взмокшую ладонь о покрывало и кладе