Купите папиросы

Павел Николаевич Волченко

Когда потерял всё, когда утопил свою жизнь на дне бутылки, и стал ненужен никому, тогда… кто тогда сможет спасти? Только тот, кому досталось еще больше, кто свят и добр внутри, и еще смеет верить, доверять людям. Ребенок.

Павел Волченко

Купите папиросы

– Да! – я уже психовал, хотелось выкинуть телефон. Нет, Витька, вернее Виктор Михайлович – главный редактор в нашем уездном издательстве, отнюдь не плохой человек, вернее даже очень хороший – терпеливый. До сих пор не скинул меня со счетов, до сих пор пытается что-то мне подкинуть – вытянуть меня пытается. Но тема… Тема меня бесила до полного беспредела. История о малыше беспризорнике. Девочка со спичками – что тут можно добавить? Да, если честно – не читал я ее, не смотрел, но что с того – тема пережеванная, перемытая до последней косточки – все на полочках, да по стеллажикам разложенная задолго до меня, – Все понял. Хорошо. Постараюсь.

– Сроки, Женя, сроки не забывай! – сиплый, прокуренный голос Вити в трубке просто давил своей требовательностью, – Хоть замануху ты должен им для аванса кинуть. Обязан. Понял?

– Да понял я. Ну все, давай.

– Давай, – и он сбросил вызов.

Сунул телефон в карман, тут же хлопнул по нему, по карману, потом по другому, потом в карманы куртки полез – только зажигалка, а вот сигарет – нет. Глянул по сторонам – площадь, толпа народа, но ни одного ларька в округе, хотя есть магазины, но до них аж через подземный переход, на ту сторону шестиполосной дороги идти.

Только шаг сделал, как…

– Дяденька, купите папиросы.

Опустил взгляд и обмер. Форменный Гаврош. Я думал таких уже века два как не выпускают: пальтишко обтрепанное, грязное, штаны широкие, мешковатые, над грязной мордашкой худой козырек то ли кепки здоровенной, то ли картуза – даже не знаю, как назвать такой. Если его, мальчишку этого на полотно о французской революции запихнуть, то даже и незаметно было бы, что он совсем не здешний, и вообще – не из этой эпохи.

– Что? – спросил я.

– Купите папиросы, – отер нос широким рукавом пальто, – дяденька.

– Сигареты?

– Нет, у меня только папиросы, – он даже как то потускнел сразу, наверное решил, что брать не буду.

– Какие?

– Беломорканал.

– Советские что ли?

– Да.

– Возьму конечно. Почем?

– Полтора рубля за штуку.

– А пачка?

Он прямо расцвел, улыбнулся широко и искренне, и сразу стал похож на обычного, хоть и чуть перепачканного мальчугана, а не на нахохлившегося воробья.

– За двадцать пять.

– А почему не тридцать?

– Потому что опт.

– Дешево отдаешь, – полез в карман за деньгами, достал пятидесяти рублевую купюру, – давай две пачки.

Он занырнул чуть не по локоть в карман своего необъятного пальто, лицо его было серьезным, выудил оттуда две пачки папирос – тех самых, старых, добрых, без целлофановой обертки, сине белых, с картой.

– Спасибо, – открыл картонную пачку, – сам то куришь?

– Мне нельзя, я маленький.

– Мамка запрещает, – вырвалось у меня на автомате и тут же я пожалел о своих словах. Кто знает, почему он здесь, почему не в школе за партой в чистой отутюженной форме, почему торгует тут, на улице в такой одежонке затрапезной, почему на хлеб себе сигаретами… тьфу ты – папиросами зарабатывает?

– Нет, она мне ничего не запрещала, – сказал он грустно, спрятал купюру в глубокие недра своего кармана и пошел прочь.

– Эй! Да подожди ты! – догнал, хотел за рукав ухватить, но увидел с какой готовностью во взгляде уставилась на нас здоровая тетка из толпы – только дай повод, разорется о карманниках, о шпане. Обогнал мальчишку, – Стой!

– Да.

– Слушай, – не знал, что сказать, – ты есть хочешь?

– Немного, – ответил спокойным голосом, вроде даже как-то скучно что ли, вот только глазенки его загорелись очень уж ярко, жадно.

– Пойдем, я тебя хоть накормлю. Недалеко тут живу…

– Нет, Я к вам не пойду.

– Почему?

– Люди всякие бывают, – он отвернулся, будто боялся меня обидеть.

– Это да, правильно говоришь. Люди бывают всякие. Давай хоть булочку тебе куплю, – оглянулся на магазин через дорогу.

– А можно пирожок? – спросил он как самый настоящий ребенок без налета своей уличной мудрост