Заветный стакан

Анатолий Леонов

Рассказы и повести, представленные в сборнике, привлекают внимание своей искренностью, нетривиальными сюжетами и непредсказуемыми действиями героев. У автора острый, наблюдательный глаз, легкий и непринужденный стиль повествования. Он не поучает, не навязывает своего мнения, но в то же время философски и с юмором комментирует разворачивающиеся события и поступки своих героев, срисованных с самой жизни. Это юмористическая проза, порой тяготеющая к сатире. И если одни из произведений вызывают улыбку и смех, то другие заставляют задуматься, напомнив известное высказывание классика: «Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно…»

Анатолий Леонов

Заветный стакан

Заветный стакан.

(рассказы разных лет)

Там, где я не был…

(миниатюра)

Я – в дороге. Какое счастье, что у человека есть дорога! Нет. Нет… Не Путь, а именно дорога. Не направление движения, измеряемое пространством и временем, не философская абстракция вроде китайского Дао, а просто дорога, дорога, по которой каждый из нас может пойти, в лучшем случае, куда угодно, но обычно – хотя бы, куда может. Дорога – это прекрасно! Дорога – это всегда неизвестность и конечно надежда. Вот, отними у человека надежду, и что он будет делать со своим Дао? А пока у него есть дорога, есть у него и путь, есть надежда, а стало быть, и вера в лучшее.

Что там, впереди, как там, за поворотом… Человек не знает, но верит, надеется, что там ему будет хорошо! А иначе, зачем вообще жить?

Я – в дороге, я всегда в дороге. Наверное, я от чего-то бегу… Нет, конечно, определенно бегу, но так же верно при этом, что я к чему-то неуклонно приближаюсь… Я не знаю, но как может быть по-другому?

Я в дороге. Из динамиков автомагнитолы, прямо в душу, прямиком под сердечную жилу, льется пряным ароматом хорошего бордо не сильный, но какой-то домашний, теплый и щемящий голос моей самой любимой француженки с красивым именем Мари Лафоре. Она поет: «L’amour Qu’il Fera Demain…», а я просто слушаю, кажется, совсем не думая, а просто наслаждаясь музыкой ее голоса. Впрочем в убаюканном негой сознании мысли присутствуют. И одна из них ловит меня в момент, который древние греки, назвали бы катарсисом.

– А ведь я никогда не был в Париже!

«Никогда!», – какое неприятное слово. Оно категорично, как приговор. Есть в нем безысходность и пустота смертельного диагноза. Никогда… Как-то грустно об этом даже думать, а уж произносить, почти невыносимо…

На самом деле я много где не был, но в Париже я не был особенно! Ах, как жаль! Целая жизнь прошла, целая жизнь, как один несуразный сон, полный нелепых поступков и нелогичных событий. Целая жизнь в свете редких незначительных побед на общем фоне ничем не мотивированных неудач… А в Париже я так и не побывал! Целая жизнь, одномоментно, вдруг оказалась брошена мной на чашу весов, на второй из которых лежала несбывшаяся мечта!

О-о, как я хотел в Париж! Я грезил этим городом с детства. Я изучал карту Парижа по странице, нещадно вырванной из учебника Французского языка за 7 класс. Я помнил все улицы и бульвары по памяти. Разбуди меня ночью и спроси, как попасть на площадь Согласия или бульвар Капуцинов и можно не сомневаться, что ответ последовал бы самый исчерпывающий.

Это я тогда сидел на ступеньках Монмартра у подножия церкви Сакре Керр, выстроенной, как говорят на пожертвования местных проституток. Это я учился в Сорбонне на историческом факультете и жил в Латинском квартале в мансарде прямо под крышами Парижа. Это я гулял по Елисейским полям и дышал мокрым воздухом Сены с набережной напротив Нотр Дам и Консьержери. А еще я кормил голубей на пляс Пигаль, наблюдая за художниками и путанами. Потом пил кофе в маленьком летнем кафе за столиком, стоящем прямо на тротуаре, наблюдая, как заходит солнце за дома, окрашивая причудливыми бликами ранних сумерек ласкающий мой слух своим почти русским именем бульвар Распай. Поздней осенью я пил молодое Божоле в кабачке около кладбища Пер ла Шез с истинно французским названием «Лучше здесь, чем напротив», крича «Вотр санте!» и чокаясь бокалами с молодой смуглой каледонкой, в тайной надежде юного э