Тайный дневник Натальи Гончаровой
Клод Марк Камински
Pocket book (Эксмо)
Кто убил Пушкина?
Автор, Клод Марк Камински, француз с русской душой, ведет расследование по тайному личному дневнику Натальи Гончаровой.
История начиналась очень просто: в первое время каждый из участников не очень отчетливо себе представлял, что именно он предпримет, и не имел намерения прийти к тому трагическому финалу, который теперь всем известен. Заговор, целью которого было исчезновение Александра Пушкина, формировался весьма разнородно; каждый его элемент присоединялся к единому целому каким-то мистическим образом. Нарастало все медленно: шутки, намеки, шпильки, пренебрежение, потом пошли словесные нападки, оскорбления, вызовы, и наконец – дуэль. По неизвестным причинам напряжение внезапно усилилось. Ход времени ускорился, события понеслись все стремительнее. На ком же – одном или нескольких – лежит Ответственность?
Клод Марк Камински
Тайный дневник Натальи Гончаровой
Моим детям, внукам и так далее…
эта литературная фантазия!
© Клод Марк Камински, текст, 2024
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
Предисловие
Юному Илье Свиридову было пятнадцать лет; свободно владеющий французским, великолепно образованный блестящий ученик, он каждый день в полдень приходил со своей подругой ко мне в кабинет, чтобы поговорить о французской литературе, особенно о писателях ХХ века, страстным поклонником которых он был.
Мы много беседовали и о русских писателях.
Как и все, я читал «Пиковую даму» Александра Пушкина.
Хотя Илья был еще подростком, творчество Пушкина он знал на удивление хорошо. Именно он с мельчайшими историческими подробностями описал мне трагический конец поэта.
Должен заметить, что, по любопытному стечению обстоятельств, у самого Ильи было много общего с Пушкиным, достаточно вспомнить его пышную шевелюру!
Все новое Илья всегда воспринимал с юношеским пылом, его жажда знаний была неутолима. Живой, мгновенно на все реагирующий, он был остер на язык: когда в его умных глазах вспыхивал огонек, следовало ожидать неожиданного или глубокого замечания, всегда исполненного юмора.
Еще одна черта, роднившая его с Пушкиным, – неоспоримый шарм, дар покорять, насколько я могу судить по количеству девочек, для которых он был центром притяжения. Его товарищи-мальчики относились к нему с любовью и восхищением; даже старшие приходили спрашивать у него совета!
Его чувство справедливости, такое же обостренное, как у его любимого поэта, заставляло Илью вставать на защиту своих одноклассников, когда он считал их жертвами необоснованных санкций, и в таких случаях он превращался в самого красноречивого адвоката; он не жалел своих талантов юного страстного оратора, и иногда ему удавалось переубедить взрослых!
Илья в полной мере наслаждался жизнью. От него исходила дерзкая радость бытия, и, как ни удивительно, казалось, что все ему удается: его интеллектуальные способности открывали ему двери самого престижного юридического университета.
Я жил во Франции и руководил в Нормандии одной из самых уважаемых школ-пансионов. Ученики съезжались к нам со всего света, и многие – из России.
В моей долгой карьере директора школы он стал самым выдающимся иностранным учеником, какого я только видел, и, учитывая, что он был не по годам развит, самым зрелым и здравомыслящим. При поступлении в нашу школу он не говорил ни слова по-французски, а год спустя он без всяких записей произнес поразительную, трогательную речь на праздновании окончания учебного года; тысяча человек – родителей, преподавателей и учеников – устроили ему дружную овацию!
Увы, внезапная остановка сердца скосила его в самом расцвете лет.
Этими строками я хотел бы с большим волнением почтить его память и выразить его родителям самое глубокое сочувствие и самое искреннее расположение.
* * *
В силу бессознательного атавизма меня всегда привлекала русская литература; очевидно, сыграл свою роль тот факт, что моя бабушка была русской.
Однажды в Париже в метро я заметил огромную афишу, объявляющую о единственном представлении «Евгения Онегина», которое должно было состояться в тот же вечер.