На берегах Невы

Ирина Владимировна Одоевцева

Магистраль. Главный трендМемуарная дилогия #1

Период Октябрьской революции и послереволюционных лет оставил неизгладимый отпечаток на жизни каждого человека, но особо остро его ощущали литераторы, музыканты и художники. По воспоминаниям Ирины Одоевцевой (1895–1990) можно восстановить портреты великих фигур Серебряного века – Ахматовой, Андрея Белого, Блока, Мандельштама, Зинаиды Гиппиус, Сологуба и других. Мемуаристка первой волны русской эмиграции, истинная свидетельница эпохи вместе с другими писателями переживает не только о своем будущем, но и о будущем всей страны.

В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Ирина Владимировна Одоевцева

На берегах Невы

Посвящаю свою книгу Анне Колоницкой

На берегах Невы

Несется ветер, разрушеньем вея…

    Георгий Иванов

© И. Одоевцева, 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Предисловие

Это не моя автобиография, не рассказ о том,

Какой я была,

Когда здесь на земле жила…[1 - Сохраняя особенности авторского стиля, издательство не уточняет поэтические цитаты, в том числе и автоцитаты, приводимые Ириной Одоевцевой в ее мемуарах. (Прим. ред.)]

Нет. И для меня: «Воспоминания, как острый нож они».

Ведь воспоминания всегда regrets ou remord[2 - Сожаления и раскаяние (фр.).], а я одинаково ненавижу и сожаление о прошлом, и угрызения совести.

Недаром я призналась в стихах:

Неправда, неправда, что прошлое мило.

Оно как разверстая жадно могила,

Мне страшно в него заглянуть…

Нет, я ни за что не стала бы описывать свое «детство, отрочество и юность», своих родителей и, как полагается в таких воспоминаниях, несколько поколений своих предков – все это никому не нужно.

Я пишу не из эгоистического желания снова окунуться в те трагические, страшные и прекрасные, несмотря на все ужасы, первые пореволюционные годы.

Я пишу не о себе и не для себя, а о тех, кого мне было дано узнать «на берегах Невы».

Я пишу о них и для них.

О себе я стараюсь говорить как можно меньше и лишь то, что так или иначе связано с ними.

Я только глаза, видевшие их, только уши, слышавшие их.

Я одна из последних, видевшая и слышавшая их, я только живая память о них.

Авторы воспоминаний обыкновенно клянутся и божатся, что все, о чем они рассказывают, – чистейшая, стопроцентная правда – и тут же делают ошибки за ошибками.

Я не клянусь и не божусь.

Очень возможно, что и у меня найдутся ошибки и неточности. Я совсем не претендую на непогрешимость, граничащую со святостью.

Но я утверждаю, что пишу совершенно честно и правдиво.

Многих удивляет, что я так точно, так стенографично привожу слова и разговоры. Как могла я все так точно запомнить? А не сочиняю ли я их? Нет ли в моих воспоминаниях больше Dichtung, чем Warheit??[3 - Поэзия… правда (нем.).]

Но положа руку на сердце я ничего не сочиняю и не выдумываю. Память у меня действительно прекрасная. Я помню слово в слово то, что слышала сорок – и даже больше – лет тому назад.

Впрочем, по-моему, в этом нет ничего поразительного. Спросите кого-нибудь из ваших пожилых знакомых, как он держал выпускные экзамены или как шел в первый бой, и вы получите от него самый – до мелочей – точный ответ.

Объясняется это тем, что в тот день и час внимание его было исключительно напряжено и обострено и навсегда запечатлело в его памяти все происходившее.

Для меня в те годы каждый день и час был не менее важен, чем экзамен или первый бой.

Мое обостренное, напряженное внимание регистрировало решительно все и на всю жизнь записало в моей памяти даже незначительные события.

Все же приведу пример моей памяти.

Как-то, совсем недавно, я напомнила Георгию Адамовичу о забавном эпизоде его детства. Он и его сестра Таня «выживляли» большого игрушечного льва, по утрам потихоньку вливая ему в пасть горячий чай и суя в нее бутерброды. До тех пор, пока, к их восторгу, лев не задергал головой и не «выживился». Но тут-то он и лопнул пополам и залил ковер своим содержимым.

Георгий Адамович, сосредоточенно сдвинув брови, слушал меня.

– Что-то такое было… Мы действительно, кажется, «выживляли» льва, – неуверенно проговори