Лагарп. Швейцарец, воспитавший царя

Андрей Юрьевич Андреев

Жизнь замечательных людей #2022

Фредерик-Сезар Лагарп прожил 84 года. За это время он неоднократно исполнял множество различных общественных и государственных функций: например, был любителем-натуралистом, основал местный музей, сочинял политические памфлеты и школьные учебники, выступал адвокатом в суде, участвовал в дипломатических переговорах, заседал в парламенте и даже одно время «был наделен верховной властью» над всей Швейцарией. Но главным во всей своей жизни он всегда считал только одно – его личную связь с императором Александром I, воспитателем и учителем которого он пробыл 11 лет. На русского царя огромное влияние оказали их дружеские отношения, взаимное доверие, общность мировоззрения, ибо взгляды Александра I во многом были сформированы самим Лагарпом. Книга впервые в России открывает читателю уникальную роль швейцарца в российской и мировой политике.

Андрей Андреев

Лагарп. Швейцарец, воспитавший царя

Отныне будем мы народом братьев,

Ни в горе, ни в беде не разлучимся.

Свободны будем мы как наши деды!

Уж лучше умереть, чем жить в неволе!

На Господа возложим упованье —

И силы мы людей не убоимся.

    Фридрих Шиллер, «Вильгельм Телль» (1804)

    (перевод Ф.Б. Миллера)

© Андреев А. Ю., 2024

© Издательство АО «Молодая гвардия», 2024

Предисловие

История, о которой речь пойдет в этой книге, закончилась так.

Представим себе рабочий кабинет в духе эпохи Просвещения. Вдоль стен стоят полки с книгами и шкафы с выдвижными ящиками для разнообразных коллекций, на них сверху расставлены античные бюсты. Но несмотря на строгий и даже аскетичный стиль, в кабинете уютно: горит камин, на его мраморной полке расставлены фарфоровые вазы, кубки и прочие безделушки, а возле высокого зеркала над камином развешаны небольшие портреты. С них смотрят совершенно обычные, домашние лица, на которые приятно взглянуть хозяину кабинета, это его близкие друзья или родственники.

И только два портрета в комнате – совершенно иные, парадные, написаны в полный рост. Они висят друг подле друга, в простенках между высокими окнами. Приглядевшись повнимательнее, становится понятно, что на обоих портретах изображен один и тот же человек, только на правом он в зрелых годах, а на левом – гораздо моложе, практически юноша. И если на первом из них мы видим его в дорожной фуражке и простом сюртуке с эполетами, что лишь смутно позволяет догадываться о роде его занятий (если, конечно, не обращать внимание на лицо, известное всей Европе), то нарисованные на втором портрете Андреевская лента, мундир лейб-гвардии Семеновского полка и особенно парчовая коронационная мантия с двуглавыми орлами, обитая горностаевым мехом, искрящаяся золотым шитьем, а потому столь сильно контрастирующая со скромной окружающей комнатной обстановкой, не оставляет никаких сомнений: перед нами русский царь, самодержец, изображение которого какими-то причудливыми капризами судьбы оказалось в этом кабинете, в самом сердце республиканской Швейцарии.

Окна кабинета до самого потолка и дверь, выходящая на террасу, открывают вид в сад. Стоит ранняя весна, голые ветви деревьев раскачивает ветер, дующий с гор вниз к озеру. Сад раскинулся на краю высокого холма, по другую сторону оврага от него, внутри городской стены, возвышается огромный готический собор – памятник темных времен, когда город находился в руках церковных властей, в нем пылали костры, на которых сжигали ведьм, а свободолюбцев бросали в сырые камеры местного замка. Но тьма рассеялась перед светом Разума, теперь свободолюбцы правят в городе, и наш хозяин – один из них.

Отведем взгляд от собора, и взору с вышины холма открывается бесконечная водная гладь. Край озера, вдоль которого мы смотрим, теряется в дымке: где-то там вдали, в полусотне километров – Женева, через которую воды озера стремятся к океану, изливаясь мощным потоком, прозрачной до синевы и быстрой рекой Роной. Озеро похоже на полумесяц или серп. Женева расположилась в самом его острие, а ровно посредине серпа, возвышаясь над озером, лежит Лозанна, откуда мы сейчас, вглядываясь в окна рабоче