Чудо, тайна и авторитет

Екатерина Звонцова

1887 год. Москва. Канун Рождества. Молодой сыщик Иван К. раз за разом вспоминает громкое преступление десятилетней давности, где жертвой стал племянник его старшего друга. К счастью, виновного быстро нашли и призвали к ответу. Тогда все казалось очевидным, но новые детали заставляют усомниться в старых доказательствах.

Иван потерял покой ? ведь это он разрушил жизнь человека, который, возможно, не причинил никому вреда. Теперь, чтобы выяснить правду о прошлом, ему придется сыграть по правилам Диккенса: столкнуться с тремя призраками и последовать за ними, куда бы они ни повели и чего бы ни потребовали. А потом ? как-то эту правду принять, ведь она намного проще и чудовищнее, чем он мог предположить.

Новая книга Екатерины Звонцовой вдохновлена романами «Братья Карамазовы» и «Преступление и наказание». Вместе с узнаваемыми персонажами читателю вновь предстоит задуматься, чего же стоит одна слеза ребенка.

Екатерина Звонцова

Чудо, тайна и авторитет

Соне и всем ее бешеным собакам

Мой принц, безумцы правду знают;

Что жизнь похитит, смерть вернет;

Предателей не выбирают;

А крик слышнее в Рождество.

    Франсуа Вийон, «Баллада пословиц»

Книга издана с согласия автора

© Екатерина Звонцова, 2021

© Издание на русском языке, оформление. Popcorn Books, 2023

Cover art by Kelly Chong © 2023

Внимание: в романе присутствует тема сексуализированного насилия над детьми.

Если вы или ваши близкие стали жертвой насилия, мы рекомендуем обратиться за психологической помощью к специалистам и в органы правопорядка.

Вот список организаций, которые могут помочь:

Проект «Тебе поверят».

https://verimtebe.ru/

Центр «Сестры»

https://sisters-help.ru/

Горячая линия Следственного комитета «Ребенок в опасности»

8 (800) 200–19-10

Пролог

То, чего не видят

Он крепко-крепко смыкал ресницы, чтобы не защипало в глазах, и думал о чистой рубашке, что поутру оставила на кровати матушка. Стоять согнувшись уже устал, но не нюнил, не ерзал, терпел: вода лилась нежнее парного молока, пахла мыльной розовой негой, а сестрица щадила волосы – ни пряди еще не дернули ловкие пальцы, ни кусочка кожи не оцарапали ногти. Будто не моет, а гладит; будто не с головой дело имеет, а с каким сокровищем. Старается. Разве можно тут роптать и рюмиться?

Сестрица напевала «Шарф голубой», снова и снова – может, сетовала, а может, просто занимала скучающие мысли, пока руки прядут влажный шелк чужих волос. Он слушал. Ему нравился сестрицын голос-колокольчик, какими бы простыми словами он ни звенел. Ему нравилось, что она вот так, рядом, и только для него поет тоненьким, почти заговорщицким полушепотом:

В Москве проживала блондинка,

На Сретенке, в доме шестом,

Была хороша как картинка,

И нежная очень притом…[1 - Утраченные куплеты хорошо известного романса «Шар голубой», которые приводит в статье, посвященной романсу, Юрий Бирюков. Журнал «Родина», № 8, 2006. – Здесь и далее примечания автора.]

Лилась и лилась вода в кружеве пены, падала и падала в лунно-оловянную глубь старого таза; легчала и легчала голова. Ему всегда верилось: мытье – вроде цыганской ворожбы; наверное, оно хорошо не только от грязи, но и от всякой там порчи. Неспроста недобрые люди плохо пахнут и обходят сторонкой баню. Неспроста мыло – душистые, точно сваренные из чистых цветочно-овощных запахов «шаромы» и «огурцы»[2 - В конце XIX века французский парфюмер Брокар открыл в Москве мыльные лавки и производства. Одна из самых популярных и дорогих вариаций мыла действительно напоминала по форме огурец и пахла им же. Мыло «Шаром» было круглым.], – такое дорогое. Неспроста омывают покойников, прежде чем укутать в саван. И неспроста мыться он сегодня будет дважды: еще вечером, тоже в парной воде. Наверное. Если, конечно, выйдет, – как он подумал, едва увидев белую, хрусткую от чистоты, отороченную кружевом рубашку в матушкиных дрожащих руках.

«Тебе бы волосики помыть… и вот это тебе на потом. Новая…»

Ах! Крутится, вертится шарф голубой,

Крутится, вертится над головой,

Крутится, вертится, хочет упасть.

Кавалер барышню хочет украсть.