Капли барабанят по карнизам. Дождевая пыль висит в воздухе над перекрёстком.

Ночью в дождь тут мало кто ходит. Вдоль тесных улиц выстроились старинные пятиэтажные дома. Квартир в каждом мало. Все, кому надо после работы домой, уже вернулись и уже спят.

Здесь самый центр Петербурга. От сияющего рекламой Невского, от площадей с вокзалами разбежались главные проспекты, от тех – улочки поуже, пятиэтажной прямоугольной паутиной.

Светофор повешен на перекрещенных проводах точно над перекрёстком. Зачем он тут нужен – непонятно. Но электрический постовой добросовестно работает – мигает на все четыре стороны четырьмя жёлтыми огнями. Как престарелый регулировщик, который тронулся умом и сам не знает, кому куда ехать. Только предупреждает.

Девушка вышла с боковой улицы и сразу остановилась. Ей вдруг почудилось, что на пустом перекрёстке кто-то ждёт.

Капюшон зелёной куртки оторочен зелёным искусственным мехом. Ходить в такой одёжке можно и осенью, и зимой – тепло и не слишком намокает. Похожие куртки носит теперь чуть ли не половина жительниц города Санкт-Петербурга моложе сорока. Красные, рыжие, синие, но курток зелёного, болотного цвета побольше. «Мейд ин Чайна», чего уж тут греха таить. Завязочки на талии и у ворота. Если как следует затянуть, даже муж не отличит супругу от тысяч молодых жительниц культурной столицы.

На безымянном пальце правой руки у девушки тонкое золотое колечко. Ради такой ерунды не грабят, подумала она, пряча ладони поглубже в рукава. Перчатки на работе оставила. Ничего, дома согреюсь, если жилконтора не обманула с отоплением. Осталось пройти пару кварталов, балансируя на остреньких как копытца каблуках. Бегать в таких сапожках неудобно.

А зачем мне от кого-то сейчас убегать? – удивилась собственным мыслям девушка.

И решительно шагнула на проезжую часть. На отражение светофорных глаз в мокром асфальте. На скользкие полоски пешеходной «зебры». По другую сторону улицы запах дождя привычно смешался с ароматом кофе. Сладким, полузабытым.

Коробочку с пирожными надо нести, поддев пальцами капроновую ленту. Ленточка врезается в кожу, и можно насладиться этой маленькой нестрашной болью как весомым предвкушением волшебства. Когда пирожные уже водружены на кухонную клеёнку с круглыми следами от горячих кастрюль. Тогда ленточку торжественно разрежут маникюрными ножницами или ножом. Ибо разорвать её невозможно…

Воспоминание детства. Девушка помнит, как много лет назад на этом же углу помещался кондитерский магазин. Вернее, кафе. Даже не так —

Домовая кухня

Именно эти слова красовались на вывеске. Слойки с пушистым кремом, хрупкие корзиночки с разноцветными масляными цветочками и кофе с молоком. Приторный вкус, зато этот кофе и первокласснице разрешали пить без риска для детского здоровья. Вкусно было…

Девушка грустновато улыбнулась, где-то там, под надвинутым на лицо капюшоном. Вывески больше нет. Прошлое убежало, кондитерская закрыта. Кофе в наши дни варят только чёрный, пирожные лепят замысловатые на вид и неинтересные на вкус.

На ступеньке крыльца мокнет под дождём брошенная кем-то газета.

Девушка прошла ещё два шага и оглянулась.

Над окнами бывшей «Домовой кухни» выступает небольшой козырёк. Капли летят сверху, разбиваются об асфальт, брызгают на ступеньки. Но если кто захочет спрятаться от дождя, непременно заберётся на крыльцо. Если поджидает кого-то.

Газета лежит тут совсем недавно. Верхняя страница ещё шебуршится, ещё не совсем пропиталась водой.

«Он ждал меня здесь», – неожиданно для себя подумала девушка.

Ждал тут с коробкой пирожных в руке. Читал газету в свете уличного фонаря. Потом глаза устали, он бросил газету на ступеньки. Ножиком срезал с коробки прочную капроновую ленточку и растянул в руках. Ему надоело. Он вышел из себя и больше не намерен ждать.

Эту ленточку можно разрезать только ножом. Попробуешь порвать руками – только пальцы покалечишь.

Светофор терпеливо мигал над головой. Девушке захотелось оглянуться, удостовериться, что перекрёсток так же пуст, как во все другие скучные вечера. Но она не обернулась. Стояла, спрятав руки в карманы куртки, сведя плечи, не видя из-под намок