Необитаемая
Татьяна Млынчик
Петербург и его обитатели
Татьяна Млынчик (1987) – писательница из Петербурга, автор романа «Ловля молний на живца» (лонг-лист премий «ФИКШН-35» и «Национальный бестселлер»).
Главная героиня ее нового романа «Необитаемая» – женщина с сильным характером и сильным телом. Она может то, что не по силам большинству людей: пробежать марафон, написать роман, подняться на Эльбрус.
…но никак не может зачать ребенка.
Оказавшись один на один с табуированной проблемой, она погружается в прошлое, чтобы понять, действительно ли хочет родить, какую цену готова заплатить за это, борется с давлением общества и отстаивает право на личный выбор, тратит годы на обследования, операции и неудачные попытки ЭКО, и пытается познать свое тело – в поисках надежды, свободы и самой себя.
Татьяна Млынчик
Необитаемая
Всем,
кто продолжает пытаться.
© Млынчик Т.
© ООО «Издательство АСТ»
Глава 1
Ногти
Мутный от кондиционированного пара воздух салона разре?зал младенческий вой. Я подняла взгляд от книги. Началось.
Я пришла пять минут назад, и уже с порога поняла: сегодняшний визит не задался. У стойки ресепшен стояла похожая на пустую улиточную скорлупу коляска, а подоконник, куда я всегда бросала рюкзак, был занят: там валялась тряпичная сумка, из которой ирокезом торчали подгузники и розовая пеленка. За стойкой было пусто, и пока я вешала плащ, из-за угла показалась пожилая женщина с другой коляской, маленькой – из тех, что трансформируются в автокресло. Она сосредоточенно качала люльку, откуда высовывалась большая лысая голова. Вскоре за стойкой появилась администратор и подтвердила визит: мастер скоро пригласит меня за столик.
Я села на диван, достала из рюкзака книгу и стала притворно водить глазами по строчкам. На самом деле я исподтишка косилась на коляску. Мокрое бордовое лицо младенца исказилось в гримасе. Женщина засюсюкала. Меня взбесила эта экспозиция. Я хотела читать роман, потягивать бесплатную воду, которую незаметно поставит рядом кто-то из сотрудниц салона, не замечать фоновую музыку, а потом пойти к маникюрному столику, усесться в лиловое бархатное кресло и подставить ладони спиртовому спрею. Свободной рукой взять пульт от телека, включить что-нибудь вроде «Бриджит Джонс», чтобы избавить себя от зрелища, как похожий на сверло инструмент будет стирать с поверхности моих ногтей зеленый шеллак. Цвет, который я робко подбирала здесь же три недели назад, думая, что вот-вот забеременею, и гадая, какой оттенок из палитры придется по душе моему будущему ребенку.
Но теперь, когда выяснилось, что моя матка снова подкачала: неделю назад из нее со спазмической болью вышла тонна крови, нарощенного гормонами эндометрия и погибший трехдневный эмбрион, – этот зеленый обжигал. Надо было избавиться от него, словно слой лака впитал происходившее на протяжении последних недель, как радужка жертвы – портрет убийцы в детективах.
У меня уже возникало схожее чувство насчет лака. После неудачного секса или какого-то пьяного приключения нужно было не только отмыться в душе, выстирать всю одежду и белье, но и избавиться от химического покрытия, ставшего свидетелем моего позора. Сегодня хотелось того же, и чтобы всё прошло как можно скорее. Пролетело мимо сознания на автомате.
Жужжание инструмента не заглушало младенечий визг. Я принялась щелкать пультом. Наверное, мать ребенка сидит в соседнем зале на педикюре, а бабка сторожит чадо. Но почему бы им не пойти гулять по улицам?
Крик усиливался. Я поморщилась и оглянулась на других посетительниц. Они сидели с невозмутимыми физиономиями, словно ничего из ряда вон не происходило. Мне хотелось выразить негодование, но сказать вслух что-нибудь вроде «уймите его», как это делают некоторые люди в самолетах, я не решалась. А злоба – я ведь пришла, чтобы поскорее избавиться от всех напоминаний о произошедшем, а попала прямиком в шоурум бренда «у всех вокруг есть долбаные младенцы, а у тебя нет», – клубилась внутри. Я обшаривала глазами тетку, уродливые пластиковые погремушки, прикрепленные к коляске, самого ребенка, похожего на резиновую маску Ельцина из передачи «Куклы», и мн