Каменные сны
Алексей Юрьевич Винокуров
Modern Drama (Flauberium)
Это пьеса, написанная совместно с Пушкиным, за основу ее взят «Каменный гость» великого русского поэта. Однако это не тот «Каменный гость», который известен всем, это черновик «Каменного гостя».
«Каменные сны» рассказывают о последних днях Пушкина перед его дуэлью с Дантесом. Пушкин говорит своему камердинеру Никите, что он отдал черновик своей маленькой трагедии «Каменный гость» переписчику. Когда же тот вернул перебеленный вариант, оказалось, что пьеса кем-то переписана и не во всем совпадает с тем, что было написано Пушкиным. Черновик потерялся, но кое-что Пушкин помнит. Ему во сне является дон Гуан, который понимает, что он, дон Гуан, не живой человек, а лишь создание ума какого-то эфиопа, который показывается ему в виде страшного ревнивого истукана, готового его убить.
Алексей Винокуров
Каменные сны
Пьеса в двух действиях и восьми снах.
Действие первое
Сон первый. (Пушкин.)
Пушкин стоит посреди комнаты. В комнате довольно темно, по углам почти полный мрак. Темноту немного разжижает свеча, стоящая на письменном столе. Сбоку стоит маленький диванчик или узкая кровать. В руках у Пушкина истрепанная рукопись с «Маленькими трагедиями».
ПУШКИН (задумчиво проговаривает, глядя в рукопись). «О боже! Дона Анна! Брось ее, все кончено. Дрожишь ты, Дон Гуан. Я? Нет. Я звал тебя и рад, что вижу. Дай руку…»
Раздается какой-то шорох и движение за спиной. Пушкин поднимает голову, прислушивается.
ПУШКИН. Кто здесь?
Молчание. Пушкин обходит комнату – никого. Он пожимает плечами, садится за стол с рукописью. Читает вслух.
ПУШКИН (декламирует). «…Дай руку. Вот она… о, тяжело пожатье каменной его десницы!» (После паузы, задумчиво). Да, тяжело пожатье каменной десницы… Очень тяжело. Но пистолет надежнее.
Задумывается. Неслышно входит старый слуга Пушкина Никита Тихонов. Пушкин вздрагивает от неожиданности.
ПУШКИН (чуть повернув голову вбок). Кто тут?
Никита молчит.
ПУШКИН. Никита, это ты?
НИКИТА. Я, барин.
ПУШКИН. А что молчишь?
НИКИТА. Не хочу беспокоить вашу милость.
ПУШКИН (ворчит). Беспокоить он не хочет… Ты напугал меня. Будь любезен, ходи громче. Нечего изображать собой привидение.
НИКИТА (сварливо). Где уж нам, мужикам лапотным, равняться с привидениями. Ни чина заметного не имеем, ни звания. Простой русский человек, не немец какой-нибудь, и не арап, прости Господи. Так что в привидения нам путь заказан.
ПУШКИН (ухмыляясь). Вот речь не мальчика, но мужа.
НИКИТА. А еще так скажу, барин: человек с чистой совестью привидениев не боится. Человек с чистой совестью жандармов боится.
ПУШКИН (весело). Я жандармов не боюсь. По-твоему, у меня совесть нечиста?
НИКИТА. Вам жандармов бояться не нужно. У вас сам граф Бенкендорфий в знакомцах. Потому для вас привидение страшнее любого жандарма.
ПУШКИН (хмыкнув). Хватит, дядька… Довольно меня смешить.
НИКИТА (ворчит). Уж какие тут смехи… Вот прибьют вас на дуэли – другие песни запоете.
ПУШКИН (смотрит на Никиту). А ты откуда про дуэль знаешь?
НИКИТА. Да уж видно так… все знают. И про письмецо похабное приложенное…
ПУШКИН (повышая голос). Какое письмецо?
НИКИТА. Где вас, барин, добрые люди честят рогоносцем. Всея Великия, и малыя, и белыя Руси… и со прилегающими землями. Слог такой возвышенный, сразу видно, благородные господа расстарались.
ПУШКИН (закипая). Ты что же, негодяй, письма мои вскрываешь?!
НИКИТА. Зачем вскрывать? На столе лежало.
ПУШКИН (вставая со стула). А ну-ка, иди сюда! Иди-иди, не бойся…
НИКИТА. Я-то подойду. Христианской душе опасаться нечего, окроме Страшного суда. Только чур, ваша милость, не драться.
ПУШКИН. Нет, ты без условий иди. Вот так вот, вот так… (Берет его рукой за шиворот). Отвечай, кто тебя научил хозяйские письма читать?
НИКИТА. Никто не учил. (С легкой гордостью) До всего своим умом доходим… Независимый строй мысли имеем.
ПУШКИН (поражен его нахальству). Строй мысли? И не стыдно старому псу! Я гляжу, давно тебя не пороли!
НИКИТА. Нынче пороть не принято. Нынче это против просвещения… А вам, барин, грех так говорить. Другой бы только радовался, что у него слу