Таинственность

О чём ты шепчешь, сонная река,

так успокаивающе, так увлечённо?

Среди лугов, полей, ты далека

от городов бездушно-обречённых.

О чём шумишь, поёшь, листва осин,

в тени густых и величавых сосен?

Из всех людей не знает ни один.

Не знать и мне в сороковую осень.

Течёт-бормочет сонная река,

скользит, поглаживая камни переката.

Деревья тянут ветви сквозь века,

роняя тени в медные закаты.

Сумасшедшее счастье

как хорошо, как здорово сидеть

вдвоём с тобой на этом косогоре

и наблюдать, как солнце по воде

стремительно скользит, и слушать море,

и шум берёз, и птичьи голоса,

и плеск воды о камни перекатов,

и тёплый ветер в мягких волосах

твоих, пропахших заревом заката.

как хорошо, как здорово молчать

и понимать друг друга бессловесно.

не верится, боюсь, что сгоряча

сойду с ума от счастья, если честно.

Белая тоска

небо было белым,

сыпало снежком,

очень захотелось

чаю с молоком.

разгоню чаинки,

ложечкой звеня,

замело тропинки —

не найти меня.

я и сам не знаю,

где себя искать.

белый снег качает

детскую кровать.

Преданность

в твоих глазах увидел капли,

когда однажды заглянул,

и полетели с неба камни,

и оглушил протяжный гул.

а я не знал, как быть, что делать,

я признавал свою вину,

я извинялся неумело

и только глубже шёл ко дну.

мне так хотелось испариться,

исчезнуть прочь с лица земли.

«не смей! не смей!» кричали птицы,

вонзая в небо острый клин.

быть может, глуп, но лишь отчасти,

и я, поэтому, рискну

в твоих глазах увидеть счастье,

когда однажды загляну.

Время вьюг

Серебрятся сединою дали,

тянутся, текут за горизонт.

Мне бы лучше в небе чёрной стали,

первую грозу и крепкий зонт.

Надышавшись майским ароматом,

побежать по лужам без сапог,

по густой траве, дождём примятой,

мчать опрометью, не чуя ног.

Но мечты останутся мечтами

и пока лишь вижу сквозь стекло,

как идёт февраль, скрипя зубами.

Время вьюг

ещё

не истекло.

Признательность

каждый вздох без тебя – хрип,

каждый день без тебя – за два,

без тебя я б давно погиб,

за тридцатник шагнув едва.

каждый взгляд на тебя – пыл,

каждый шаг за тобой – рывок,

кем бы я без тебя был?

что бы я без тебя смог?

не увидел бы ничерта,

не услышал бы ни о чём,

без тебя я давно бы стал

непутёвейшим рифмачом.

потому, не спеши стареть,

безмятежность приемлет штиль,

и не смей и тогда умереть,

когда я превращусь в пыль.

Ночлег

ветер крутит лапы елей,

чтоб сломать, наверняка,

и свирепые метели

разрывают облака.

а вокруг вздыхают сосны,

гаснет, тлеет мой костёр,

лес холодный, смертоносный

смотрит хищником в упор.

жертву он уже наметил,

оголил свои клыки,

только я смогу ответить,

беспокойству вопреки.

вопреки противной дрожи

непослушных рук и ног,

хоть мороз сдирал мне кожу,

я сумел – костёр разжёг.

заплясали с новой силой,

взвились сполохи огня,

и до выхода светила

стойко стерегли меня.

Верность

я для тебя

так много написал,

признайся,

ты ведь строчки не читала,

всё правишь

у себя прощальный бал,

в уме считая,

сколько раз прощала.

не веришь в то,

что время – лучший врач,

мол, не поставит

на ноги за лето

и, завернувшись

в вышитый кумач,

рыдаешь в спальне,

думая об этом.

а я хочу

подальше от всего,

хочу в Париж,

там, говорят, красиво,

или в Мадрид,

где тоже ничего,

а лучше в Прагу —

насладиться пивом

и в сумерках

отправиться гулять

с приятной дамой

по пустым аллеям,

и забывать,

помалу забывать,

что ты была,

когда-то, всех милее.

мелькнуло лето —

не воротишь вспять,

за осенью

зима тайком подкралась.

я для тебя

не перестал писать,

ведь ты

милее всех так и осталась.

Простуда

Посыпалась белесая крупа

без суеты, без прихоти, без смысла,

снежинок возбуждённая толпа

над обречённым городом нависла.

Какой-то утомительный был день.

Я не приду к тебе сегодня в гости,

не потому, что холодно и лень —

всё головная боль и ноют кости.

Раски