Скромник

Ольга Александровна Никулина

Отсидев в тюрьме, Сашка устроился работать разнорабочим-садовником к состоятельным людям. Добрые хозяева очень хорошо относятся к нему. Даже их маленькая собачка лижет ему руки, а их красавица-дочь почти влюблена в него. Сашке и хорошо, и больно с этими людьми. Он понимает, что если б они знали, что он бывший зек и отсидел за особо тяжкое преступление, то вообще не взяли бы к себе на работу…

Ольга Никулина

Скромник

Сашка отсидел за изнасилование. Красивый, высокий, молодой он возвращался с зоны на общественном транспорте. На его лице, словно приклеенная, застыла обреченная, жалкая улыбка. Парень видел, как девушки бросают на него заинтересованные взгляды, но прекрасно понимал, что это все напрасно. Если б они знали, кто он, то не смотрели бы так. Униженный, опущенный, раздавленный… Ему многое пришлось вынести в тюрьме, много непролитых слез скопилось в его груди. Он ждал освобождения, как спасения от кошмара, и, наконец, это спасение произошло. За воротами зоны его встретило солнце и голубое небо, птичий гомон, зелень листвы и свежесть воздуха. В затравленном взгляде парня появилась надежда. Несколько часов на поезде, потом поездка в трамвае, еще полчаса в пригородном автобусе, и вот он в своем поселке.

Сашка шел мимо знакомых с детства домов, магазинов, и губы его криво, заискивающе улыбались. Зеленели тополя, звонко чирикали воробьи, и парень вместе с радостью чувствовал страх. Его тело привыкло к побоям, душа к унижениям. Недостоинство отражалось во всем его облике – в робком взгляде, в жалкой усмешке, в нерешительной походке. Его красота и молодость заставляли прохожих, особенно девушек, задерживать на нем взгляд, но парень внутренне сжимался от этих взглядов, как от ударов, понимая, что его внешность всего лишь оболочка, под которой скрывается кровавое месиво души. Он был почти сломан тюрьмой и сам удивлялся, что все-таки выжил там, не наложил на себя руки, не опустился окончательно. Мысли о свободе – именно они помогли ему выдержать все.

Он прошел мимо школы, свернул в сторону почты. Его длинные худые руки и ноги торчали из рукавов и штанин – за годы тюрьмы он сильно подрос, и его одежда стала ему мала.

Мачеха была дома. Полная, некрасивая женщина с усталыми грустными глазами встретила его сдержанно. Она изучающе смотрела на пасынка, не зная, чего от него ожидать. За то время, что он провел на зоне, она отдохнула, жизнь семьи вошла в спокойное русло. Ее собственный сын недавно женился на хорошей девушке и ушел на съемную квартиру. Скоро у них родится ребенок. Это такая радость! Сашкин приход был совсем некстати.

Сашка прекрасно видел, что ему не рады, и старые обиды всколыхнулись, поднялись со дна его души, однако он не собирался скандалить и качать права, как прежде. Тюрьма научила его униженному молчаливому терпению.

Зайдя в ванную, он разделся догола и в большом зеркале над раковиной окинул взглядом свое худое, жилистое, хорошо сложенное тело. Презираемое тело… Опущенное, оскверненное, лишенное достоинство тело… На зоне он так и не привык к своей униженности, не смирился с ней. В его душе был протест, но, боясь новых унижений и побоев, выказывать его он никогда не пытался. Вот до тюрьмы Сашка протестовал. Правда, он не понимал, что протестует, он просто считал себя психически неуравновешенным. Мачеху оскорблял, осыпая ее нецензурной бранью, с отцом скандалил, учителей ни во что не ставил, срывал уроки, девчонок лапал. Его друзья были такими же как он: без моральных принципов, склонные к выпивке и приему наркотиков, зацикленные на сексе. Впрочем, он всегда чувствовал, что дружки психологически сильнее его. Спокойные и уверенные, они как будто имели в себе какую-то опору, и Сашке нравилось, что они такие. Возле них он сам обретал моральную твердь, чувствовал себя значимым.

Парень лег в наполненную горячей водой ванную и, расслабившись, уставился в потолок. Не хотелось ему сюда возвращаться. Близкие после его осуждения совсем отвернулись от него. Никто из них ни разу не навестил его на зоне. Вот если б мать была жива! Если б она все детство была с ним, то вся его жиз