Без лица

Ольга Васильевна Чемерская

Народные верования, уходящие вглубь веков, рассказывают о страшных существах, живущих в лесах, реках, за печкой, в бане… Были они на самом деле или их рисовало живое человеческое воображение? А если существовали, могли они или нет оставить потомство, живущее где-нибудь в глуши, подальше от людей? Как йетти. Вы же верите в йетти?

Ольга Чемерская

Без лица

Гостила я в прошлом месяце в глухой сибирской деревушке у бабули. Времени было предостаточно до практики, вот и решила навестить. Соскучилась. Двоюродный брат уговорил меня пойти в ночное… Небо в звездах, лошади прядут губами в тишине, полешки трещат в огне. Байки у костра… Классно же? Но на меня поход в ночное произвёл эффект разорвавшийся бомбы. Что-то надорвалось внутри раз и навсегда. Вернулась в город с холодным, выедающим меня изнутри страхом и призадумалась: стоит ли вообще тащиться в такую глушь? В тайгу, на эту самую практику. А мы ведь решили с одногруппниками поймать сразу двух зайцев: и коллектив сплотить, и пройти закалку в суровых условиях тайги. Геологи, романтики полей, так сказать, а теперь настрой на приключения, словно берег сибирской реки – половодьем-то и смыло. Даже задорная, невинная с первого взгляда песня, засевшая тогда в голове, как раковая опухоль, стала казаться в какой-то момент сценарием фильма ужасов. Знаете её?.. Проснулась я ночью, а в голове уже звучала мелодия: «А ты улетающий вдаль самолет в сердце своём сбереги…» Звучит разве не драматично? Стоишь среди тайги, а самолёт улетает… когда вернётся? Серчишко ноет. Может, уже никогда. Песня-то о нас, о геологах: «В дальний путь собрались мы, а в этот край таёжный только самолётом можно долететь…» Высадил пилот студентов-геологов и исчез, словно его и не было. «Ну молодые, ну неопытные, и что?» – думал, наверное, пилот из песни. «Жалко их, конечно. В общем-то, зелёный молодой народ!.. Ну, коли желание есть, ступайте в это море смело, по-хозяйски…»

Ага. В тайге, думается, хозяев и без них, геологов пруд-пруди: медведи, волки, гадюки… а может, что и похлеще имеется… «Под крылом самолёта о чем-то поёт зелёное море тайги…» Точно море. Без конца и края. Живое. С собой только самое необходимое, но де ладно, «все богатства можно взять из-под земли». Чувствуете, тонкий такой сарказм?

После ночных баек у костра все расползлись по палаткам и спальникам. Всю ночь прислушивалась и вздрагивала. Ночь, тайга за рекой макушками качается и тени перед глазами… Чёрные, корявые. А если я пойду в поход – ещё целых две недели по тайге шарашиться.

Историю у костра в ночном рассказывал табунщик, а деревенские мужики ему поддакивали. Пусть сколько угодно говорят, что новичок де в ночном получает «крещение». Это всё байки для дураков. Мне так совсем не показалось, потому что всерьёз историю Копыта (табунщика) приняли все: и мальчишки, и парни деревенские, что помоложе. Дед Борис кемарил рядышком – так не съязвил ни разу. А за ним это водится. Сидели все как бревном пришибленные. А они на байках в ночном собаку съели. Вот и я от страха ночью глаз не сомкнула, лёжа в палатке бок о бок с двоюродным братом. Вцепилась в него когтями – отбиться не мог. Думал, пристаю. Стыдно… Последний раз мы так в пять лет близко лежали: летом у бабули в деревне; она всех сортировала по спальным местам ловко – где поперек, где валетом. Только теперь я прильнула к брату сама. Ничего не поделаешь – страшно. Луна большая, белая, как подкисшее молоко – с пятнышками масла на поверхности, речка блестит, шуршит задумчивым тростником. Сверчки все уши просверлили. Птички заливаются: соловьи? Или малиновки? Все давным-давно уже храпели, нарушая вселенскую гармонию звуков, а я лежала в палатке ни жива, ни мертва.

***

– Дед Борис, расскажи-ка ту историю, – блеснул взглядом один из мужиков подмигивая своим товарищам.

– Не, я не складно языком мелю. Пусть Копыто, он лучше всё помнит, – кивнул зачинщик усачу, который задумчиво склонил голову, греясь у костра.

Пару секунд Копыто сидел безмолвно, словно прислушиваясь к шуму ветра в чаще. А затем шумно вздохнул.

– Тётка моя рассказывала, что Клаву искали поч