Лежу неубитый, живой

Яна Жемойтелите

Кто пишет на фронте, да ещё и о любви? Студенты Литинститута имени Горького, оказавшиеся на Советско-финской войне – кто случайно, кто намеренно. Среди снегов, в карельских лесах искусство по-прежнему остаётся главной частью их жизни. Они ищут и находят рифмы, читают стихи в полный голос холодному зимнему небу, но жернова истории норовят перемолоть всех без исключения: Бориса Заходера, Арона Копштейна, Колю Отраду и многих других. Итог сражений хранит прошлое, итог судеб поэтов – повесть Яны Жемойтелите.

Автор о книге: «Два года назад на одном библиотечном мероприятии я услышала о студентах литинститута, которые отправились добровольцами на Финскую войну. Они были просто поэтами, мальчишками, которых захватила романтическая идея подвига во имя Родины. Их гибель представилась мне до того несправедливой, что мне захотелось каким-то образом изменить прошлое, как бы странно это не звучало. Однако литература даёт нам такую возможность – воссоздать давно отшумевшие события, на некоторое время воскресить мёртвых. Ведь когда мы погружаемся в историю их жизни и смерти, они какое-то время дышат вместе с нами, а значит, живут.

Потери Красной Армии во время Советско-финской войны составили почти триста девяносто две тысячи человек из одного миллиона принимавших участие в боевых действиях. Кем были эти люди? Как они попали на войну? За что сражались и как погибли? И почему мы никак не выучим эти горькие уроки истории – вот о чём хотелось мне рассказать».

Яна Жемойтелите

Лежу неубитый, живой

Поэтам, погибшим на Финской войне 

Глава 1

Политрук возник в вагоне на предпоследней станции перегона Москва – Петрозаводск, когда новобранцев вдрызг измотала тяжёлая дорога в теплушке. Ехали уже шестой день. Вагон с нарами и буржуйкой посередине стал почти родным домом на путях, забитых идущими на фронт составами. Сохранение жарко дышащего нутра печи составляло единственную цель и заботу в эти вечерние минуты, когда за стенкой теплушки царили темень и вьюга. Теплом печи хотелось не столько согреться, сколько раствориться в нём, вернув себе чувство полноценной жизни. Окоченевшие тела и души, пленённые холодом и печалью, желали только тепла. Уже Арон и Коля устали декламировать вслух стихи – свои и чужие, – а бойцы устали слушать. Миша Луконин пытался было вступить:

Падает снег, плещется,

вьётся у самой форточки,

В белой крупе мерещатся —

точки,

кружочки,

чёрточки…[1 - Здесь и далее подлинные стихи героев повествования. – Авт.]

– Миха, заткнись! – грубо осадил Коля Турочкин. – Нет, в самом деле: который день этот снег, снег… А тут ты ещё…

И он грубо выругался на снег, чёрточки и кружочки, мелькавшие перед глазами.

– Ритмики тебе недостаёт, Луконин! Хотя замысел, может быть, и хорош…

Зима вроде бы катилась к концу, но морозы не отпускали. Стоило только высунуться из вагона, как лицо будто ударялось о ледяную стену – такой сухой и трескучий стоял мороз. Бойцы даже боялись загадывать, как же им придётся сражаться с врагом. Только Арон не унывал. Арончик, который и снег-то впервые увидел только в Москве, когда поступил на учёбу! У них на юге какая зима? Дождь да холодный ветер; противно, склизко. А тут зато какая красота!

Арон умел радоваться каждой мелочи: синичка ли проскочит на перроне, мелькнёт ли в слепом окошке теплушки холодное зимнее солнце, выскочит ли необычная рифма… Вот, кстати, к слову «истина» он долго подбирал рифмы. Нашёл: «истина» – «пристальна», «единственна». А к слову «правда», как ни странно, рифмы не находилось, как ни крути…

Правда состояла в том, что поэты, студенты литературного института имени Горького ехали воевать с Финляндией, этим маленьким империалистическим хищником, который клацал зубами на самых подступах к Ленинграду. Они были добровольцы – не спортсмены и не лыжники; хотя на Финской войне требовались в первую очередь те, кто умел ходить на лыжах. Те, кто не умел, уже полегли в снегах, застигнутые врасплох дикой стужей и лютым врагом, который будто и не принадлежал человеческому роду: с таким коварством финн расставлял ловушки за каждой сосной и с так