Мертвецы и русалки. Очерки славянской мифологии

Дмитрий Константинович Зеленин

Всемирная литература (новое оформление)

Как много вы знаете о русалках? Знаете ли вы, кто такие купалки, водяницы, чертовки и шутовки? А знаете ли вы, как русалки связаны с покойниками? Дмитрий Зеленин (1878—1954), советский этнограф, в «Очерках славянской мифологии» изучает эти вопросы, обращаясь к верованиям и обрядным практикам восточных славян.

В масштабном исследовании Зеленин фокусируется на конкретном пласте культуры – на представлениях о «заложных покойниках», то есть людях, умерших не своей, чаще всего насильственной смертью. Русалка же считалась «заложной женщиной», покойницей, нечистью, по своей сути и поведению отличающейся от «заложного мужчины».

В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Дмитрий Зеленин

Мертвецы и русалки. Очерки славянской мифологии

© ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Предисловие

Лето 1909-го я посвятил этнографическому и антропологическому обследованию бесермян – малолюдного народа неизвестного пока происхождения, живущего в Вятской губернии. Из описанных мною при этом обследовании бесермянских поверий и обрядов особенное мое внимание обратил так называемый куяськон, т. е. особый вид жертвы, приносимой (точнее говоря, бросаемой, откуда и название этой жертвы – бросание) с пренебрежением, со страхом и ненавистью.

Такие пренебрежительные и явно вынужденные жертвы были мне и ранее известны из быта вотяков, но в бесермянских обрядах особенно ясно и выпукло обрисовались как поводы к принесению этих своеобразных жертв, так и особенно – природа тех существ, которым эти жертвы приносятся. Эти существа – обыкновенные люди, умершие преждевременно неестественной смертью: мельничиха Орина, разбившаяся насмерть при падении с дерева, младенцы-выкидыши, убитые семьи неизвестного народа. Этим невиннейшим, казалось бы, лицам бесермяне приносят теперь своеобразные жертвы-«бросания»; этим лицам приписывают появление у себя разных болезней.

Разыскание соответствующих поверий и обрядов у русского народа и его соседей привело меня к соображениям и выводам, отошедшим довольно далеко от бесермянского куяськона. Моя статья об этом куяськоне довольно неожиданно для меня самого разрослась в исследование, которое я напечатал в «Живой старине» 1911 года под заглавием «К вопросу о русалках. Культ покойников, умерших неестественною смертью, у русских и у финнов».

Исследования мои в том же направлении продолжались и после напечатания указанной статьи, тем более что одно время я поставил себе задачею дать по возможности исчерпывающее изложение всех языческих верований русского народа, поскольку они сохранились в наше время.

С годами, однако же, эта моя надежда дать исчерпывающее изучение русской мифологии отходила все дальше и дальше. Не надеясь более довести до конца этот громадный труд, я решил сделанное мною обнародовать в виде отдельных очерков.

В первом выпуске этих очерков я предполагал поместить шесть статей о разных верованиях и обрядах русского народа, и в первую голову – ту свою статью, на которую меня в свое время натолкнуло изучение бесермянского куяськона.

В этой статье мне удалось установить новый научный вывод, который, в случае если он не будет отвергнут учеными исследователями, будет иметь большое значение не только в русской мифологии, но и в общей сравнительной этнографии. Он может вызвать большие перемены в принятом теперь наукою учении о культе мертвых вообще. Разумею вывод о том, что умершие делятся, в народных верованьях, на два резко отличных разряда: умершие предки – с одной стороны и умершие преждевременно неестественной смертью – с другой. На это обстоятельство ни русские, ни иностранные исследователи не обращали до сих пор должного внимания.

Печатание настоящей книги совпало с неблагоприятными обстоятельствами: с крайней дороговизной бумаги и типографских работ, а также и с моим переселением в гор. Харьков. Вследствие этих обстоятельств намеченный первоначально план издания оказался невыполнимым и изменен был уже во время печатания.

Предполагалось первоначально включить в эту книгу шесть отдельны