Суд над колдуном

Татьяна Богданович

Загадки истории

Великий государь, царь и великий князь Алексей Михайлович был очень набожным и глубоко верующим человеком, но при этом оставался поразительно суеверным: верил в колдовство, наговоры против здоровья и порчу. Еще при отце Алексея Михайловича – Михаиле Федоровиче велись так называемые «знахарские» дела, по которым людей, обличенных в «чернокнижестве» сажали в тюремные камеры и отправляли в ссылку. Алексей Михайлович пошел в деле борьбы с «колдовством» еще дальше. В 1649 году на Земском соборе было принято «Соборное уложение 1649 года», согласно которому предполагалась казнь за ересь, иноверие, богохульство и прочее «тайное богомерзкое общение с нечистою силою». В книге «Суд над колдуном» рассказывается об одном из таких «колдовских» дел над бывшим полковым лекарем Ондрейкой Федотовым.

Татьяна Богданович

Суд над колдуном

© ИП Воробьёв В. А.

© ООО ИД «СОЮЗ»

* * *

Забрали лекаря

Еле свет забрезжил. Все ворота в Москве заперты накрепко. Посмотреть на улицу – одни досчатые заборы тянутся. Домов не видно. Кто не знает, и не догадается, что во дворах на Тверской и в Белом городе – расписные боярские хоромы. Людей тоже никого не видно. Караульные и те не колотят в била. Под утро все позасыпа?ли. Не слышат, что по Тверской целая толпа топает.

Впереди два подъячих[1 - Подъячими назывались младшие служащие в учреждениях.] в рыжих кафтанах, с чернильницами у кушаков, с гусиными перьями за ухом. У одного, что постарше, в руке свиток. За ними стрельцы, человек десять, с пищалями[2 - Пищали – ружья того времени.], заспанные, хмурые.

На перекрестках еще надолобы[3 - Бревна на подставках, которыми задвигались на ночь улицы, чтоб нельзя было пройти незаметно для караульных.] не сняты. Надо караульных будить. Правда, как добудятся, скажут, что по государеву делу, караульные сразу отодвигают длинные козлы. Да и время. Утро наступает. Верно и городские ворота уж открыли.

Подошли. Нет, и ворота заперты. Караульный прикорнул на лавочке, спит.

Еле глаза продрал, как его стрелец за ворот стал трясти.

– Что за люди? – спросил было со сна. А как разглядел, что люди государевы, и разговаривать не стал, вытащил ключ из-за пояса, отомкнул тяжелый замок, налег на чугунный засов, отодвинул и отпер ворота. Заскрипели они на всю округу.

Пошли дальше по той же Тверской. По ней и по ту сторону ворот в Земляном городе не плохо. Хоть и осень, грязь, а поперек улицы бревна настланы – сапог не замараешь. Разве нога соскользнет или бревно гнилое подломится.

А вот как за Земляной вал вышли и взяли влево, к Канатной слободе, грязь пошла чуть не по колена, а настилов никаких. Благо еще не далеко слобода.

Шли они к попу Силантью, а где он жил, и сами не знали. Ну, да на слободе вставать уж начали, было кого спросить. Ворота скрипели, мальчишки выскакивали на улицу, бабы на базар с яйцами, с пирогами сбирались.

– Эй, баба! – окликнул подъячий торговку с лукошком яиц. – Где тут двор попа Силантья? Ведаешь?

– Как не ведать. Да вон за плетнем-то. Вон тесовый забор, новый. То и есть попа Силантья.

Сказала и сама за ними вслед пошла. Мальчишки тоже набежали целой стайкой.

Подошли к воротам, а тут как раз калитка отворилась. Навстречу им мужик выходит, борода лопатой, лицо широкое, красное. На голове бочонок, в руке жбан. Увидал подъячих – остановился.

– Это что ль попа Силантья двор? – спросил старший подъячий.

– Попа Силантья, как есть, – ответил мужик. – Вон и сам он на крыльцо вышел. Кликнуть что ль?

– Погоди. Нам попа не надобно. А ведаешь ты, живет тут, во дворе, лекарь, Ондрейка Федотов?

Мужик поставил на землю бочонок и жбан и радостно хлопнул себя по бедрам.

– Ондрейка! Да как мне не ведать? Другой год под им в подклети живу. А он, стало быть, в клети. И с жонкой, с Оленкой. Квас у меня завсегда покупывает. Лекарь он точно.

Поп тоже подошел поближе и с опаской поглядывал на подъячих. Бог их ведает, за каким делом. А вряд ли за добрым.

Подъячий повернулся к попу.

– У тебя что ль, поп, тот Ондрейка избу сымает?

– Летошний год после большого пожара снял. И поручная[4 - Поручительство, чт