Игра в покер

Натиг Расулзаде

«В этом мрачном с голыми стенами маленьком кабинете было и душно и холодно одновременно, пахло дешевыми крепкими сигаретами, окурки которых переполняли пепельницу, а хозяин кабинета сидел, укутавшись в офицерскую шинель без погон…»

Натиг Расулзаде

Игра в покер

В этом мрачном с голыми стенами маленьком кабинете было и душно и холодно одновременно, пахло дешевыми крепкими сигаретами, окурки которых переполняли пепельницу, а хозяин кабинета сидел, укутавшись в офицерскую шинель без погон. Стены убогого кабинета были девственно чистыми, не обезображенными, как было принято у больших и малых начальников, портретами высшего руководства страны преклонного возраста, мрущими как мухи один за другим, заменяя на высоком посту друг друга.

Начальник в упор смотрел на человека, стоявшего перед ним.

– Заключенный, статья? – спросил он.

– Примовская. 93-прим.

– Ясно. Под расстрельную заменили на срок. Пятнадцать лет. Видно, хорошо подсуетился, – Начальник тюрьмы стал рассеянно, подслеповато просматривать документы заключенного, только что переведенного в эту тюрьму, потом поднял голову и вновь стал разглядывать на этот раз очень даже внимательно самого зека, – Фамилия, имя, отчество?

– Там же все записано, – заключенный кивнул на листки на столе начальника тюрьмы.

– Отвечать!

– Зейналов… Азиз… Абузарович, – с расстановкой, подчеркнуто неторопливо ответил заключенный.

– Абузарович, говоришь. Вон как. Что ж, Абузарыч, ты у меня в гостях, будешь хорошо вести себя, и жить хорошо будешь. Ты понял меня.

– Понял.

– И понимаешь, конечно, что означает хорошо себя вести. Так же как вел себя, когда сумел заменить себе вышку на пятнадцать. Понял, о чем толкую?

– Так точно. Понял.

– Это хорошо, что понял. Да… – начальник удрученно покрутил головой, – Как мы ни стараемся, сюда просачиваются деньги. Здесь немало «авторитетов» сидят, а на воле у них «шестерок» – целая армия. И деньги и наркоту, и ножи время от времени находим. Обыск, «шмон» – временная процедура. Неистребимое зло, как ни стараемся истребить, – начальник внимательно долгим, изучающим взглядом посмотрел на заключенного.

Тот не отвел взгляд, молча, внимательно слушая.

– А может, и не надо истреблять?.. – вроде как бы советуясь, вроде как бы решая вопрос именно в эту минуту, в присутствие заключенного, вроде как бы сомневаясь и надеясь, что заключенный развеет его сомнения, проговорил начальник, – По мне: пусть зло, но пусть это зло работает на меня… А?.. Ты хорошо меня понимаешь?

– Да, – коротко ответил заключенный, подтвердив ответ кивком.

– Вот и отлично… Я мало с кем так разговариваю, чтобы ты знал. С зеками, со всякой шушерой мне не о чем говорить. Но о тебе я много слышал, вернее, много разузнал. Да ты просто легенда! Навел шороху в прошлой тюрьме. А зачем тебя перевели?

– Так там же все записано…

– Записано, записано… – Начальник тюрьмы подслеповато прищурился, просматривая документы перед собой, потом поднял голову и в упор глянул на заключенного, – Знаем, знаем о вас, много чего знаем, – неожиданно перешел он на «вы», и было непонятно с издевкой, с иронией, или вполне серьезно, вспомнив былые «заслуги» заключенного, стоявшего сейчас в его кабинете перед ним и терпеливо ожидавшего конца разговора, перешел он на уважительный тон, – Тебя даже короновать хотели, отказался, – опять перескочил он на «ты», видимо, желая подчеркнуть, что временное «вы» была все-таки издёвка, чтобы знаменитый зек знал свое место, – Это случай редкий, редчайший. Уважаю. Погоняло не принял…

– Не нужно мне никакое погоняло, я не блатной, – сказал заключённый, – У меня имя есть.

– Что ж, верно… Но здесь я хозяин, чтобы ты знал, и заводить свои новшества, свои порядки я никому не позволю. Все ходят подо мной, чтобы ты знал. Мне плевать, что в стране новые законы, я живу по старым, по своим законам: шаг влево, шаг вправо – сам понимаешь… – он выдержал паузу, – Понимаешь? – решил убедиться начальник тюрьмы.

– Понимаю, – ответил заключенный, не меняя невозмутимого выражения лица в продолжение всего разговора.

– Вот и договорились… В камеру его, – начальник ки