Найденная дважды. Дай мне руку, малыш

Юлия Михайловна Назарян

Судьба, будто, решила подшутить над девочкой-найденышем, получившей имя мальчика, умершего в ту ночь, когда она появилась в доме его родителей. Страшные потери, голод и холод, насмешки, и другие беды встречаются на пути отверженного ребенка. Девочке кажется, что она не в силах жить дальше, но и в ее жизни появляется то, что дает силы и учит прощать.Главная героиня идет по острым камням жизни, держась верой за Создателя, и разукрашивая будни красками своей богатой фантазии.Данная книга познакомит вас с жизнью многодетной семьи, оставшейся без кормильца и дома в тяжелые годы перестройки. Вы даже узнаете, что существуют съедобные стены (и речь идет не о стенах пряничного домика, а о стенах обыкновенной хрущевки). К сожалению, это не фантазия, созданная для остроты сюжета, а суровая реальность.Книга неоднократно вызовет у вас слезу, но непременно предложит взамен улыбку. Вы увидите, что даже выросшая перед человеком стена из боли и страхов – это не тупик.

Юлия Назарян

Найденная дважды. Дай мне руку, малыш

Подчас черная птица, несущая на крыльях чудовищную ношу жизненных трудностей, вьет свое гнездо на хрупких плечах детства.

Детство, детство, куда же скрылось ты,

На каких заплутало тропинках?

Возможно, на тропинках моей души?

Да-да, вероятно, там ты и бродишь теперь,

Навсегда покинув этот, бывший к тебе таким жестоким, внешний мир.

Что унываешь ты, душа моя, и что смущаешься? Уповай на Бога; ибо я буду еще славить Его, Спасителя моего и Бога моего.

(Псалом 42:5)

глава первая

Черная ирония февральской ночи

Чиркая белыми, небрежно брошенными горстями снега на черном полотне ночи, по заснувшей в холоде земле гуляла метель. На ходу срывая шапки с сугробов, она тут же одаривала их более богатым одеянием и, оглядываясь, лишь для того, чтобы усмехнуться, спешила дальше творить свои проказы.

Суровая февральская ночь, напугав людей, повелела им запереться в домах и не выказывать из них носу до самого рассвета. И люди послушно попрятались в свои коморки, где, укутавшись в теплые ватные одеяла, тщетно старались заснуть, под невыносимо тоскливый вой, доносящийся из трубы, время от времени переходящий в терзающий душу стон.

Метель торжествовала, как будто бы ей льстило то обстоятельство, что она одна завладела всеми дворами, однако ее гордости и тщеславию был нанесен удар. С большим туром разрывая складку за складкой на белой накидке холодной госпожи, наклонив голову вперед, так что на месте лица виднелся лишь темно серый верх облипшей снегом формовки, маленький человек пробирался вперед. Руки его были скрещены на груди, не позволяя любящему зло пошутить ветру, распахнуть старенькую почти лишенную пуговиц телогрейку.

– Ну почему так далеко, почему вдруг так далеко? – бормотал человек себе под нос, почти не открывая рта. – Всегда было так близко, а сейчас…, надо же, это именно сейчас. Но я должен идти, должен. Ах, только бы быстрее. Ну, почему ноги не идут быстрее? Да еще этот снег…, эта метель…. Брр….

Слегка приподняв голову, человек поднес руку ко лбу, чтобы укрыть глаза от норовящего залепить их снега, и, прищурившись, вгляделся вдаль.

– Да разве здесь что увидишь? – прохрипел он, но все-таки смог разглядеть чернеющую в нескольких метрах от него мусорную кучу. – Вот и она, значит, третья часть пути уже пройдена…. Уже? Еще…. Ах, насколько же еще далеко… – тяжело вздохнув, он снова опустил голову.

Как ему хотелось сейчас бежать, а не плестись со скоростью улитки. Но упрямствующая метель, казалось, собрала все свои силы, чтобы заставить бросившего ей вызов путника, развернуться в обратную сторону, и будто нарочно засыпала его сильно поношенные валенки все более тяжелеющими белыми хлопьями.

Маленькие шаги неторопливо сокращали расстояние между человеком и мусорной кучей, и вдруг ему показалась, что он услышал чей-то тихий плач.

– Кто здесь? – машинально спросил мужчина, оглянувшись по сторонам. И одернул себя: – Да что это я? Кто же может быть в таком месте в такое время?! Это метель…, метель и нервы – это все они.

Он кашлянул в толстую влажную рукавицу и