Одержимый. Полина

Андрей Дорогов

Он очнулся в незнакомом теле, без памяти но с целью – спасти.Кого? От кого? Он не знает. Но он это выяснит, и спасёт…

Андрей Дорогов

Одержимый. Полина

Одержимый. Полина.

С огромным почтением и уважением к Настоящим Творцам М. и С.Дяченко

…Я хотел бы стать Богом и выбирать,

Кому жизнь – безнадёга, а кому умирать.

Я, конечно, пытался, я пришёл даже в храм,

Если Бог испугался – я всё сделаю сам…

Год Змеи. Личное Дело 310. 3-20 (Live Version).

– Ах, ты, сучонок, – Петрович размахнулся и влепил Кириллу оплеуху.

Здоровенная, похожая на свиной окорок рука описала в воздухе дугу, размашистую такую дугу, и смачно влетела в ухо. Такое, старший мастер-ремонтник автосервиса, где работал Кирилл, проделывал не впервой. Обычно после такого парень «плыл» и плавно опускался на залитый маслом и бензиновыми разводами пол, а громадный Петрович ещё долго орал на него, брызжа в лицо слюной.

Обычно, но не сейчас.

Сейчас было не так. Совсем не так.

Неожиданно для себя, Кирилл вскинул левую руку к голове, так что ладонь хлопнула по лопатке, предплечьем прикрывая голову и разворачиваясь корпусом влево. Локоть при этом острым колом выставился навстречу удару.

Здоровенная, похожая на свиной окорок рука описала в воздухе дугу, размашистую такую дугу и смачно влетела в подставленный Кириллом локоть. Звучный шлепок заглушил вопль боли, исторгнутый лужёной глоткой старшего мастера.

И без того «грязный» рот Петровича исторг такое обилие матюгов и божбы, что машины разной степени разобранности покраснели, если бы могли, конечно.

– Так твою растак, мать твою ё.. в рот…, х… б… и ё… карась, п… гнойный, ох… конь. Я тебя по стенке размажу, в рот вы… и на глаза насру.

– Пасть закрой.

«Что я делаю?»

Кирилл спокойно смотрел на держащегося за ушибленную руку Петровича.

«Что я делаю? Он же меня убьёт. Просто возьмёт и кончит прямо здесь. Ой, мамочки!»

Лихорадочное мельтешение мыслей скрылось под расширяющимся пятном спокойствия, которое образовалось в голове Кирилла. Образовалось, и за считаные мгновения поглотило почти всё сознание.

– Ах, ты, пи…, – Петрович отпустил пострадавшую ладонь. Снова размахнулся и ударил похожим на спелую дыню кулаком.

Он пружинисто присел, уходя от колхозного размашистого удара старшего мастера. Кулак свистнул над головой. От молодецкого удара Петровича развернуло боком.

Два удара – правой стопой под правое колено, потом под левое. Слоновьи ноги подогнулись, и грузная туша повалилась на пол.

Подбитая гвоздями подошва сварочного ботинка, упёршаяся в грудь старшего мастера, прекратила словесную грязь и вопли боли, льющиеся из глотки.

– Варежку завяжи и слушай.

По-птичьи наклонив голову к правому плечу и сложа руки крестом на колене, он смотрел на Петровича.

Он протянул руку, Петрович дёрнулся в ожидании удара и попытался отпрянуть, но стопа в грубом рабочем ботинке по-прежнему давила на грудь старшего мастера.

– Кир… – Слабо проблеял старший мастер.

– Как ты меня назвал?

Рука замерла на полпути.

– К-к-кир… Кирилл…

– Кир-р-рилл.

Он покатал имя с долгим р на языке.

Нет. Оно ему не подходило. Может быть, телу, в котором он находился, и да, а ему точно нет. Вот только как его зовут, он не помнил. Пока не помнил. И он надеялся, что только пока. Что же, придётся какое-то время побыть безымянным.

Рука продолжила движение и достала из нагрудного кармана спецовки пачку «Примы». Пальцы ловким, привычным щелчком выбил сигарету и отправили её в рот. Коробка с отравой полетела в угол. Из отделения для ручек он достал дешёвую китайскую зажигалку, прикурил и небрежным жестом отправил её вслед за куревом.

С наслаждением затянувшись, он выпустил струю дыма прямо в вытаращенные глаза, лежащего на полу.

– Экий ты скупердяй, Василий Петрович, при таких заработках такое дерьмо куришь.

Он покачал головой и с видимым удовольствием, противоречившим словам, затянувшись, продолжил:

– Мог бы что-нибудь поприличней курить, я не говорю про «Мальборо», но уж на «ЛМ» мог бы и раскошелиться.

– Тебе, сопляк, это даром не пройдёт, – прохрипел Петрович.

– Ну почему же даром, любезный Василий Пет