Что в погребе у садистов?

Виктория Сергеевна Макушева

Поучительная история про детско-родительские отношения с добрым финалом, созданная на реальных событиях. – Родители, как думайте, всегда ли мы деликатны и внимательны к своему ребёнку, всегда ли мы позволяем ему быть самим собой?Многие ответят утвердительно. Ещё бы, мы же такие хорошие родители. И любим своих детей.– Да, – продолжаю я, – и всё же знаете, к сожалению, иногда каждый из нас попадает в плен к гордыне и эгоизму. Эти коварные чувства окутывают глаза и уши туманной пеленой, замораживают сердце. Тогда заколдованные родители перестают видеть, слышать, чувствовать своего ребёнка. А в их душе появляется потайной погреб, который постепенно заполняется инструментами для управления волей и желаниями своих детей.Так себе ситуация. Поэтому я и решила рассказать свою историю, как обнаружила у себя такой погреб садиста и освободила близких от своего эгоизма.

Виктория Макушева

Что в погребе у садистов?

Настроение – дрянь. Еду в такси. Без интереса смотрю на витрину из домов, торговых центров и мелькающих людей. Механически листаю ленту мессенджеров. На душе горько и некомфортно, потому что в очередной раз поругалась с детьми.

В машине трое пассажиров: я, старший сын и дочь. Хотя нет. Есть четвёртый – вязкая и тягучая тишина. Молчаливо едем на выставку Рериха. Она-то, кстати, и стала причиной нашей ссоры.

Дело было так. Совершенно случайно я обнаружила, что до закрытия грандиозной экспозиции осталось несколько дней. В памяти пробудились приятные воспоминания, да так, что захотела свозить туда старших, причинить им «культурно-нравственное» добро.

Да уж.

Дети сопротивлялись. Я была настойчива. Как и большинство родителей, наивно полагая: «Уж я-то знаю лучше, что будет полезно и нужно для моего ребёнка!»

Так вот, сборы на это мероприятие затянулись. Атмосфера накалялась. Аура всё больше пульсировала.

Дети покорно одевались, но медлили и ходили с недовольными лицами. Всем видом показывали, как им не хочется идти в музей. Я же старалась держать лицо, подбадривала и внушала веру в то, что эта поездка и гений художника перевернёт их жизнь на «до» и «после». Но как оказалась, эта история изменила мою.

В общем, время шло, таксист уже битых пятнадцать минут стоял около нашего подъезда, периодически отправляя на телефон уведомления, что скоро уедет. Напряжение росло. Тучи сгущались. Я нервно держала дверь лифта в ожидании детей. А они всё не выходили.

– Соня, Егор, давайте быстрей! – взволновано кричала я.

На тот момент уже минут пятнадцать как на моём внутреннем горизонте маячила тёмная буря. Зарница явно намекала, что при попутном ветре придёт и разразится сильной грозой.

Соня неспешно появилась в коридоре.

– Мааам, – медленно прикрывая дверь квартиры и ленно растягивая слова, говорила она, – ну чего торопишь, Егор всё равно ещё не одет.

Это был он – тот самый попутный ветер, что подхватил циклон и понёс прямиком на мою мирную полянку. В порыве эмоций я тёмной тучей влетела в дом. На пороге начались молнии и раскаты грома. Они добавили энергии для быстрых сборов. И вот.

Через две минуты в лифте: немного потерянный, наспех одевшийся Егор, огорчённая Соня и рассерженная мама. Мы двигались вниз. Гроза в нашей семье продолжалась.

Напряжение достигло предела, когда сын, поправляя свои взлохмаченные и сырые волосы, которые не успел высушить после душа, позволил себе заметить, что он вообще не понимает в чём была проблема, ведь ничего страшного в принципе-то и не произошло, и по какому поводу кричала мама, до него не доходит.