Ревность

Валерия Лисичко

Вы когда-нибудь ревновали любимую к печатной машинке? Фил работал простым кассиром, когда встретил Майю – женщину гораздо старше себя. Встретил банально – на кассе магазина. И у них закрутился бурный роман. Фил перебрался к любовнице. Но что-то было не так…Он заметил, что Майя не просто нажимает на клавиши, она словно танцует пальцами, растягивая прикосновение, как слегка задерживает объятия влюблённая девушка, как чуть дольше держит рукопожатие переполненный чувством человек. Такие чувственные касания Майя не оставляла на теле Феликса во время их ночных ласк. Печатная машинка похищала предназначенные ему ласки, предназначенную ему любовь. После этого открытия Феликс не мог сдержать раздражения: он не упускал возможности задеть печатную машинку, пнуть письменный стол, на котором она расположилась. Как-то даже рискнул пролить на неё сладкий чай…Чего Фил не знал, так это того, что с ревности начинается рождение писателя. И этим писателем будет он.

Валерия Лисичко

Ревность

«Однажды Ангел откроет глаза» Феликс Латунский

Стопки черновиков Майи на столе и подоконнике. Однокомнатная квартира. Старый письменный стол. Печатная машинка.

Феликс Латунский поднялся по ступеням многоквартирного дома. Пятый этаж, квартира под крышей. Помялся. Робость просыпалась на пороге этой квартиры.

Стройная женщина открыла дверь и посмотрела на незваного гостя. Феликс стушевался. Каждый раз, когда она открывала дверь и вот так на него смотрела, ему казалось, что она может не узнать его. Или просто захлопнуть дверь. Что-то внутри съёживалось под первым пронзающим взглядом железной дамы/леди.

– Майя… – то ли позвал, то ли поприветствовал Феликс неуверенно, с надеждой.

Она шагнула внутрь дома, приглашая его за собой:

– Проходи.

Глядя на подтянутую женщину, сложно было понять её возраст: со спины – подросток. Лицо – с мимическими морщинами, неглубокими, делающими лицо мягче, делающими лицо позитивнее.

Отёкший, опухший, с брылями, холёный, с лишним весом. Рядом с хозяйкой квартиры смотрелся старше, мрачнее. Кто бы мог подумать, что она старше Феликса на тринадцать лет. Его железная леди. Майя Девятая. Девятая Майя. Как она любила повторять, фамилия не склоняется.

Феликс чувствовал себя богомолом на спине огромной самки. Чтобы она тобой не отужинала, ей нужно подношение от крохотного мужа.

Ровно тринадцать лет назад, когда Майе было столько лет, сколько ему сейчас, они познакомились. Он – кассир в продуктовом. Его первая смена. Она – покупательница.

Густые сумерки за окнами-витринами. Обшарпанная улочка. Грязь, въевшаяся в оштукатуренные светлым дома.

Писк пробитого на кассе товара. Резко тронувшаяся чёрная лента с продуктами, липкая от разлитого в полдень сока.

Женщина в невзрачном свитере под горло. И в очках с толстой роговой оправе. Она безучастно наблюдала за дрогнувшими бутылками на поехавшей к кассиру ленте. Могло показаться, что в чёрных зрачках мелькнуло злорадство – за бутылки, разбившиеся до кассы, покупатель ответственности не несёт. Или просто её сосредоточенный колючий взгляд не предвещал ничего хорошего. И от этого у случайного зрителя могли появиться мысли о злобном коварстве посетительницы магазина.

Но перед ней стояли три рослых щетинистых подростка. А на кассе девочки-малолетки в рваных чёрных колготках пробивали чипсы и газировку.

Кассир с внешностью пухлощёкого херувима балагурил, метая бисер острот перед робеющими малолетками. Парни-подростки гоготали, подтрунивая девчонок.

– Ещё что-то? – поинтересовался кассир услужливо, отщёлкав товары девиц.

– Эмм… – замялась одна.

– Пачку «Кэмела», – влезла вторая, побойчее.

Женщина поправила очки и переступила с ноги на ногу. Как же долго. Но её лицо продолжало оставаться безучастным, как отлитая маска.

Кассир чекнул одну пачку, а девушкам протянул две и заговорщицки подмигнул:

– В подарок.

И добавил назидательно:

– Курите по две в день. Тогда уже через год никому не придёт в голову спрашивать у вас паспорт, вот как мне не пришлось.

Девочки залились краской, глупо и смущённо хихикая, засеменили к выходу.

Женщина метнула острый взгляд на к