XIX Черная цапля и белый ворон

Когда мы вышли из заведения, мои часы показывали четыре утра. Во рту до сих пор оставался вкус томатной пасты и потом, уже фоном, отдаленный привкус водки. Перед выходом я выпил еще один коктейль и теперь чувствовал себя так, будто все мои ноги и руки двигались на шарнирах, но управлял ими не я. Хорошо, что мой проводник тут же взял меня под руку и мы пошли по тротуару уже вдвоем. Он шел, а я повторял его движения, повиснув на нем всем телом. Нам сопутствовали эти странные фонари. Даже будучи пьяным я отчетливо видел, что они были какие-то не такие. Перед глазами все расплющивалось в лепешку, но их свет оставался стабильным, будто он был нарисован на отдельном слое моего зрения. И чем дольше я смотрел на них, тем основательнее и прочнее во мне поселялась тоска, которую я отгонял от себя как мог. Наверное, пить в этом месте было ошибкой, но иначе я просто не мог. Я пил везде, где был алкоголь. Это было моей проблемой и моей ответственностью, от которой я всячески отрекался.

Весь путь мы проделали молча и у меня появилась возможность подумать о своем. Я думал о Марке и о том дне, когда я помогал ей распутывать спутанные цепочки, сидя возле нее на коленях. Я думал о своих соснах, думал о том, что мне мешало, не называя самого предмета – все потому, что я его еще не нашел. Видно, то пряталось где-нибудь ну очень глубоко внутри, в центральной части моей души, своеобразном ядре, куда под толщиной материи ни под каким предлогом не проникал свет. Я думал о словах Аси и о ее айсбергах. Думал о свободе и своем кресле. Думал о том, как сильно хочу вернуться домой и искупаться в реке. Все эти мысли не шли мне на пользу. Мне было бы лучше, если бы он говорил и заполнял мою голову чем-нибудь посторонним. Оно бы забилось в мой мозг как ватные спонжи и не давало бы вытекать наружу тем мыслям. Почему-то в ту секунду мне казалось, что именно они делали мое тело непреподъемно тяжелым.

Пейзаж вокруг менялся. Красивые декоративные дома, наверняка приспособленные под пабы, кафе и бутики, незаметно для меня слились с горизонтом, резко исчезнув из моего поля зрения. И через какое-то время пошли другие, снова жилые и приземистые, с цветными рамами и резными фигурами. При виде них мне стало немного спокойнее. Снова начинался лес с его соснами и елками. Мистер Филин попеременно сжимал мою руку, а потом снова ослабевал хватку. Должно быть, тоже думал о чем-нибудь своем.

Когда мы приблизились к нужному месту, я заранее это понял. Мы шли одной и той же дорогой строго вперед, а потом мой проводник медленно стянул меня в сторону, так, что я поначалу этого не заметил. Он отпустил мою руку и мы один за одним пошли по узкой тропке, спрятанной в высокой траве. Филин с человеческим телом шел впереди и я плелся следом за ним, расталкивая от себя заросли осоки. Кругом была тишина. Было слышно лишь поскрипывание кожи на его ботинках и грохот моих тяжелых подошв. Я хотел заговорить с ним, чтобы отвлечься от этих звуков, но не знал о чем. Так мы и шли друг за другом в этой тишине, не говоря друг другу ни слова, пока не дошли до места.

– Ну вот, мы с вами почти пришли.

Следуя за ним, я завернул за угол и из-за травы моему взгляду постепенно открылось озерцо. Небольшое, всего десять моих шагов в длину и ширину. По краям его украшали камни разных размеров, гладкие и плоские. Такими хорошо было бы пускать блинчики по воде. Я остановился рядом с ним, плечо к плечу, и тогда грохот моих ботинок смолк. Тишина вокруг была чиста и абсолютна, и это навело меня на мысль, что у меня вдруг заложило уши. Но стоило мне лишь согнуть руку, как я услышал пронзительное трение ворсинок ткани друг о друга и последующую тишину, более тяжелую, исчерпывающую и пустую. Я так и замер с согнутой пополам рукой, пораженно глядя на воду.

Мы были тут не одни. По озеру расхаживала черная, как уголь, цапля. Ее оперение лоснилось, будто глянцевая обложка журнала, и потому ярко поблескивало в темноте, как если бы где-то здесь мог быть тот странный фонарь или другой источник света. От того я мог разобрать ее туловище на отдельные перышки, из которых было соткан