Донецкое море. История одной семьи

Валерия Троицкая

Русская Реконкиста

События Русской весны врываются в жизнь обычной семьи из Донецка. Девочке-подростку предстоит сделать самый главный выбор в жизни: остаться ли с отцом-ополченцем в городе, к которому уже подходит украинская армия. Повесть написана в духе лучших произведений советской литературы для подростков и молодёжи.

Валерия Троицкая

Донецкое море. История одной семьи

[Посвящается Донбассу, который заставил нас стать собой]

Серия «Русская Реконкиста»

В оформлении обложки использована изображение, предоставленное фотоагентством shutterstock (№ 241810087)

© Валерия Троицкая, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

«В нашем доме, где мы жили летом, была большая светлая веранда. Сам дом построил еще наш прадед, когда вернулся с войны. А веранда появилась намного позже. Папа тогда был подростком, и они вдвоем с отцом во время летних каникул смастерили эту длинную деревянную пристройку к дому – с окнами во всю стену.

Там жили папа с сестрой, когда были детьми. А потом мы с братом.

Веранда была поделена между нами поровну. Как говорил папа – по справедливости. Мебель в моей половине была старая-престарая, из прошлого века. Кровать с высоким железным изголовьем была укрыта белоснежным пологом – прямо королевское спальное место. Только полог был защитой от надоедливых комаров и жутких шершней, сшит из обычной марли и закреплен на гвозде, который папа вбил в потолочную балку.

На маленьком лакированном столике напротив окна стоял папин школьный глобус и маленькая фарфоровая статуэтка – балерина с цветком, которую когда-то, во время поездки в Ленинград, купили в подарок папиной сестре Лене.

Основную часть старинного комода – с ручками в виде ракушек – занимала не моя летняя одежда, а старые книги. Все они были потрепанные, порванные, зачитанные до дыр. Мама не разрешала хранить их в городской квартире – там, в новом стеллаже, остались только книги в красивых обложках, и расставлены они были строго по цветам.

Так мне было передано, вернее, передарено папино и тетино детство: „Два капитана“ Каверина, „Белый Бим Черное ухо“ Троепольского, „Кортик“ и „Бронзовая птица“ Рыбакова, „Дикая собака динго“ Фраермана, „Чук и Гек“ Гайдара и его удивительная „Голубая чашка“ с самыми волшебными, солнечными рисунками Гальдяева, мои любимые „Три толстяка“ Юрия Олеши, весь Жюль Верн, Майн Рид, Фенимор Купер, Марк Твен и Джек Лондон. Все, что папа с сестрой жадно проглатывали ночами при свете карманного фонарика, боясь, что на пороге появится мать с отцовским армейским ремнем в руках.

Никогда не могла понять, как они смогли все это прочитать? Когда занимались всем остальным? Если честно, я в детстве и трети не осилила. А Ромка, балбес, кажется, ни в одну книгу даже не заглянул.

Половина, где жил мой брат, была относительно „новой“. Спал он на синем диване, который наскучил маме и был привезен из городской квартиры. Над диваном всегда висели постеры – то донецкий „Шахтер“, то „Бавария-Мюнхен“. Тумбочка со сломанной дверцей была забита всем, чем может быть забита тумбочка мальчишки, а в углу стоял телевизор – маленький, тоже бывший городской. За ним висел единственный здесь старый предмет – бабушкин гобелен с оленями. Ромка иногда метал в него дротики.

Летом мы с братом всегда просыпались первыми, солнце весело и безжалостно будило нас, когда окружающий мир еще спал. Окнами наша веранда выходила на соседский сад. У соседей росло всё: яблоки, алыча, абрикосы, груши. У нас не приживалось ничего – бабушка, помню, часто причитала по этому поводу. Иногда мы с братом рано утром перелезали через щели в почти развалившемся соседском заборе и воровали у них фрукты. Соседи все знали, но никогда нас не ругали.

Мне было четыре года, когда родился Ромка. Я всегда понимала, что мама его любит, а меня – нет. Но в детстве меня это не беспокоило и почти не обижало, разве что удивляло иногда. Ведь папа любил меня больше, я это знала и верила, что родительская любовь делилась между мной и братом поровну. По справедливости – как наша веранда. Ромка – хотя он как хвост постоянно был рядом – никогда ос