Романы под царским скипетром

Лариса Андреевна Черкашина

Любовные драмы

Причудливо переплелись в веках ветви древ звучных фамилий России – и всё благодаря случившимся некогда бурным любовным романам. В череде тех романтических историй, в своё время поразивших умы современников, все герои и героини преступили закон. А вместе с ним – и тогдашние нравственные устои, и догматы веры, и общественное мнение… Даже самодержец Александр II нарушил святой обет, данный им при венчании с немецкой принцессой, наречённой в православии Марией Александровной. Преступила закон и юная княжна Катенька Долгорукова, став любовницей русского царя. И – Наталия Дубельт, дочь Пушкина, оставив мужа и троих детей и умчавшись в Германию к своему принцу Николаю Нассаускому.

Лишь в супружеском союзе молодых людей – Светлейшей княжны Ольги Юрьевской, – царской дочери, и графа Георга фон Меренберга, внука русского гения, не было уж ничего преступного, будто за них, счастливых новобрачных, родители приняли на себя всю боль и сладость грешной любви. «Морганатический брак» – этот суровый общественный приговор уж не витал над их головами.

В формате А4 PDF сохранён издательский макет.

Лариса Андреевна Черкашина

Романы под царским скипетром

© Черкашина Л.А., 2024

© ООО Издательство «Вече», 2024

Наталье Бородиной, учителю-пушкинисту, воспитавшей не одно поколение поклонников русского гения

Венчай, венчай его, любовь!

    Александр Пушкин

Пролог

Какими невероятными историями изобилует жизнь, какие фантастические сюжеты порой закручивает!

Только представить, как несказанно был поражён бы самодержец Николай I, когда ему донесли, что царственная его внучка стала вдруг именоваться… графиней Меренберг! И супругой внука того, кому он, Государь, покровительствовал, кого имел власть и поучать, и наставлять, и жаловать.

Да, император Николай I считал Пушкина «украшением царствования» и одним из умнейших людей своего времени. И это – среди всех царедворцев и министров, окружавших его трон, – людей, наделённых недюжинными способностями всякого рода. Но отношения царя и поэта изменчивы подобно морской стихии – то штиль на море и отражённая в водной глади небесная лазурь, – то штормит, и с рёвом несутся бешеные валы. Всякое бывало за долгие годы…

На календаре истекают последние дни и часы января 1837-го. Имперский Санкт-Петербург, дом на набережной Мойки – болевая точка России. Умирающий Пушкин, в своём кабинете, обратившемся больничным покоем, читает письмо Государя: «Если Бог не велит уже нам увидеться на этом свете, то прими моё прощение и совет умереть по-христиански и причаститься, а о жене и детях не беспокойся. Они будут моими детьми, и я беру их на своё попечение».

И быть может, это царское послание, начертанное карандашом, – одно из величайших христианских деяний Николая I, делавшее ему честь: он смог простить подданного, нарушившего данное ему, Государю, слово не драться на дуэли (ведь Государь ненавидел дуэли, почитая их варварством!), утешить поэта перед кончиной и, более того, дать надежду, что дети его не будут оставлены без его, царской, отеческой заботы.

Поистине провидчески звучит откровение древнего мудреца: «Суди царя по бытию поэта!»

Верно, Сергей Львович Пушкин, не скрывая старческих слёз, вновь и вновь перечитывал письмо Василия Жуковского, обращённое к нему уж после кончины сына-поэта: «И между всеми русскими особенную потерю сделал в нём сам Государь… Государь потерял в нём своё создание, своего поэта, который бы принадлежал к славе его царствования, как Державин славе Екатерины, а Карамзин славе Александра. И Государь до последней минуты Пушкина остался верен своему благотворению. Он отозвался умирающему на последний земной крик его; и как отозвался? Какое русское сердце не затрепетало благодарностью на этот голос царский? В этом голосе выражалось не одно личное, трогательное чувство, но вместе и любовь к народной славе и высокий приговор нравственный, достойный царя, представителя и славы, и нравственности народной».

Каким утешением стали те проникновенные строки для бедного отца!

Вот и неаполитанский посланник князь Бутера не