Выносящая приговор
Альбина Александровна Ярулина
Это не история о любви со счастливым концом. Это история о мести, лишенной и конца, и края. Она – бесконечность, превращающая счастье в горе, любовь – в ненависть, а живое – в мертвое. Дарья мечтала лично вынести смертельный приговор без суда и следствия палачу ее младшего брата и привести его в исполнение.Ее расследование превращается в игру со смертью. Дарья играет, распоряжаясь чужими жизнями, словно бесполезными пешками, стремительно покидающими шахматную доску. Она умело вовлекает в эту кровавую забаву влиятельных мужчин, мечтая искупить свою вину перед братом. Даже губернатор оказался не прочь разыграть партию, не думая о том, что, играя по правилам женщины, лишившейся смысла жизни, победа непременно достанется всаднику бледногривого коня.
Альбина Ярулина
Выносящая приговор
Посвящается
обладателю карих глаз,
навечно лишивших покоя…
Все начинается со взгляда. Всегда.
С. А. Есенин
Что случилось? Что со мною сталось?
Каждый день я у других колен.
Каждый день к себе теряю жалость,
Не смиряясь с горечью измен…
С. А. Есенин
Шуршание цветных осенних листьев под ногами нарушало гробовую тишину леса. Иногда в унисон шуршанию ветер шелестел оставшейся на деревьях листвой, небрежно роняя ее на сырую землю. Я не спеша продвигалась вглубь чащи, с опасением поглядывая по сторонам, и, периодически поднимая глаза вверх, переставала вдыхать холодный воздух, на мгновение замирая на месте от страха, но, понимая, что нечто темное, свисающее с дерева, – всего лишь обломанный сук, а вовсе не висельник, продолжала идти вперед, все дальше и дальше отдаляясь от трассы.
Мелкие березовые листья прилипали к влажным ботинкам, больше напоминающим берцы, и прятали их черную кожу, маскируя желтым цветом. Каждый холм, каждая возвышенность заставляли сердце сбиваться с ритма. Покусывая обветренные губы, я вновь останавливалась и, ощущая дурманящее головокружение и омерзительную тошноту, касалась замерзшими ладонями мокрой шершавой коры близстоящего дерева. Руки беспрерывно дрожали, а ноги, словно лапы плюшевого медведя, имели ватное наполнение и были маломобильными. Откинув прядь волос, упавшую на влажное от капель дождя лицо, я снова посмотрела вперед: чуть правее от облысевшего шиповника лежали сломанные большие ветки, с какой-то неведомой для меня целью сваленные в одну кучу. «И кому это, интересно, понадобилось стягивать их в одно место?» – мысленно спросила я себя, а сердце с тревогой сократилось, как будто готовилось ускорить темп, дабы он соответствовал неблагополучно складывающейся ситуации. Приблизившись, я опять осмотрела ветки оценивающим взглядом. Странным мне показалось то, что их явно сорвал с деревьев не ветер, а, скорее всего, человек. Листья на них так и не успели пожелтеть, оставшись зелеными. Они лишь завяли, повиснув на тонких черешках, а после и засохли в таком же положении.
Прикусив нижнюю губу сильнее, я подошла еще ближе… и еще…
Замерзшие до онемения пальцы ухватились за самый большой верхний сук, резко стянув его с кучи и откинув в сторону высоченного пестрого клена, беспрерывно посылающего резные листья вниз на землю. После я потянула на себя березовую более легкую ветку, а затем – лежащую под ней дубовую с крупными коричневыми желудями. Они одна за другой неумолимо перемещались моими усилиями под рыдающий взахлеб старый клен, не предвещая ничего хорошего.
Я в какой-то сумбурной спешке продолжала откидывать ветку за веткой, стремительно уменьшая размеры таинственной рукотворной кучи, в надежде наконец-то докопатьсядо истины. Тяжелое, глубокое дыхание причиняло боль сердцу, онемение рук поднималось все выше и выше, от локтя к плечу, а я уперто наполняла легкие кислородом, искусывая губы в кровь, только бы не обращать внимания на то, что острой иглой вонзалось куда-то в правое предсердие, мешая ему планомерно сокращаться. Не справившись с болью, я отступила и, смахнув тыльной стороной ладони капли со лба, уставилась с ужасом на пожухлые листья, из-под которых виднелся кусок черной ткани. Наклонившись ниже, я вцепилась в него дрожащими пальцами и потянула вве