Мысли второго плана
Тамара Шаркова
Последние годы двадцатого столетия. В квартире, где живет Артем со своей мамой Тэссой, появляются нежданные гости – художники. Они просят разрешения остановиться на несколько дней. Но проходят недели, они не уезжают, а дом наполняется их друзьями. Художники готовят выставку. Старший из них, которого все считают гуру, вовлекает в работу Тэссу, используя ее живописные полотна. Он требует, чтобы она жила исключительно интересами их творческой группы и порвала со своими друзьями. Артему не нравятся странные обряды гостей и то, что они живут за счет мамы. Он видит, что Тэсса не выдерживает этой нагрузки. Артем восстает против таких порядков и находит возможность попросить помощи у отца и театральных друзей мамы. Незваные гости удаляются, а мама Артема попадает в больницу. Как сложится жизнь Темы в несколько последующих лет, сможет ли он, вопреки пророчествам Гуру, сохранить близость с мамой и бороться за свое призвание художника.
Тамара Шаркова
Мысли второго плана
«Было это или не было ничего» . (из грузинского эпоса)
Глава 1. «В людях»
( Синдром Мюнхаузена – Вертикаль власти – Боня и ключ- 301 комната и ее обитатели)
Не успел я окончить экстернат, как Порозов – очередной астероид на нашей с мамой жизненной орбите – назидательно изрек:
– Прощайся с детством, Артем, пора «в люди». Если приложишь старание, может быть и свои «университеты» вытянешь.
Кое-что из литературного «буревестника» я читал, что-то в пол глаза по телику смотрел, так что в речи маминого бойфренда мысленно расставил кавычки там, где надо. Но вида не подал, чтобы не обострять отношения. Пусть думает, что я в своем невежестве эти слоганы ему приписываю. Пусть тешится. Хотелось хотя бы месяц спокойно пожить у школьного друга на даче, а там видно будет.
Так и получилось. Весь август мы с Антоном объедались оладьями, гоняли на великах и ловили пескарей в водной преграде метровой ширины с экзотическим названием «Речка».
В сентябре Порозов укатил к каким-то своим родственникам на
свадьбу, и я впервые за полгода почувствовал себя в собственной квартире «как дома». С кем хотел и как угодно долго говорил по телефону, пересмотрел по видаку свои любимые фильмы, и никто не заглядывал ко мне в тарелку с прямыми обвинениями в дармоедстве.
Собственно, я и сам не собирался долго сидеть у кого-либо на шее. Мне просто был нужен тайм-аут в виде привычных летних каникул, которыми по закону еще тешились мои бывшие одноклассники. В будущем я надеялся заработать «лавэ» на репетитора или подготовительные курсы некоего ВУЗ-а, название которого я держал в строгой тайне ото всех.
Предметы, на которых в таких институтах в основном срезается абитура, в обычных школах не преподают. Мама, конечно, могла мне помочь, но тогда бы Порозов имел счастье сунуть нос в запретную зону – мою личную жизнь. Допустить этого я не мог.
В середине сентября, так или иначе, мои последние школьные каникулы окончились, и Порозов договорился с каким-то своим знакомым, что меня по маминой трудовой книжке зачислят лаборантом в институт на факультет естественных наук.
Николай Николаевич Мажар, которому препоручил меня знакомый Порозова, был похож на телезвезду Евгения Киселева только без усов. Он был не то, чтобы пожилой, а… как бы точнее выразиться – порядком забуревший. Под грязноватым белым халатом, застегнутым на одну случайно уцелевшую пуговицу, пришитую крестиком, просматривался темный костюм. На ногах было что-то древнее. Плоская обтрепанная подошва без намека на каблук и мелкий карманчик для пальцев. Из его объяснений я многое вначале пропустил мимо ушей, потому что усиленно соображал, как он в них ходит: шаркает, как в ботинках на льду, или хлопает задниками наподобие мухобойки.
Что касается моего впечатления на Ник-Ника (так я сразу же стал называть про себя Мажара), то оно было, вероятно, самым удручающим. Перед ним стоял долговязый малый дистрофического телосложения с банданой на длинных волосах и выдающимся носом типа " Онасис в юные годы». К тому же обладающий альтовым голосом!
– Так, – задумчиво сказал мой будущий шеф. – Осьмнадцатый тебе уже мин