Асины журавли
Елена Чумакова
Это роман о мечтах, сбывающихся и не сбывающихся. Всегда ли осуществившиеся мечты делают человека счастливым? И какую цену приходится за них платить? Можно сказать, что сироте Асе Севастьяновой сказочно повезло – Бог одарил ее завораживающим голосом и талантом. Всё остальное ей приходится отвоевывать у судьбы самостоятельно.
Елена Чумакова
Асины журавли
Глава 1 Убийство в слободе
Вскоре на место происшествия прибыла бричка, из которой вылезли урядник и двое штатских. Один из них был вооружен громоздкой фотографической камерой и треногой, второй держал в руке потрепанный портфель. Следом во двор въехала телега, с нее спрыгнули три стражника и скрылись в избе. Столпившиеся у забора слободчане притихли, когда из двери вывели связанного Трофима, зятя бабки Матрены и мужа убитой Марии.– А-а-а, ты заступила! Я видел! Нечестно! – И ничего я не заступила! Не ори. Июльское солнце устало ползло к горизонту, все еще добросовестно припекая утоптанное гумно перед раскрытым амбаром, выгоревшие русые затылки трёх пацанов, две черноволосые девичьи головы и расставленные змейкой крашеные бабки. – Вот, Аська, твой след, за чертой! – тыкал пальцем босой ноги в пыль самый высокий из пацанов. – Этот кон не считается. – Это след не считается, Маркеха, а кон считается. Я кидала отсюда, из-за черты, – старшая из девочек перекинула косу через плечо, уперлась кулачками в бока, вовсе не собираясь отступать. Игра грозила перерасти в потасовку. Тем временем, пока старшие спорили, младшая девочка проворно собирала сбитые бабки в свои карманы. Со стороны Волги донесся низкий гудок буксира, тянущего за собой груженую баржу, а вслед за ним со стороны слободской улицы раздался истошный женский вопль: – А-а-а-а, уби… убили! Караул! Люди… лю-ди до… добрые, помогите! А-а-а… Дети тут же забыли о назревающей ссоре, переглянулись: – Кажись вашей бабки Матрены голос, – неуверенно сказал Маркел. – Кого это убили? Они, не сговариваясь, помчались в сторону улицы, перемахнули через плетень, пробежали по чужому огороду, оставляя на грядках следы босых ног, под заполошный лай цепной собаки перелезли через забор и оказались на главной улице Яковлевской слободы. Женщины, собиравшиеся в этот час посудачить у колодца, побросали ведра, окружили бабку Матрену, простоволосую, с безумными глазами, в забрызганной кровью рубахе. К груди она прижимала заходящегося в крике годовалого мальчонку, тоже перепачканного кровью. Кто-то подхватил оседающую на землю Матрену, другая высвободила ребенка из ее рук. – Манечку… Манечку мою… ирод заруби-и-ил, – выла бабка. – Мама! – выдохнула Ася, – и побежала вдоль улицы к своей избе. Младшая из сестер, Вера, еще не осознав толком, что произошло, понеслась следом. Кто-то из соседей перехватил у ворот перепуганных девчонок, не пустил во двор. Одна из баб, обняв обеих сразу, как курица цыплят, уговорила, увела детей к себе в избу. Послали верхового за урядником. Мужики, похватав кто кнут, кто вожжи, кто дубинку – что под руку подвернулось – гурьбой направились к дому Севастьяновых.
– Да, в монастырь. Да, хочу петь.Трофим был мужиком видным: рослый, плечистый, с волнистым чубом густых темных волос. В свое время многие слободские девки заглядывались на отставного военного, завидовали Марусе, отхватившей такого жениха. Впрочем, Маруся тоже была невестой не из последних – черноокая певунья. Пара получилась хоть куда! И жили поначалу ладно. Трофим слыл хорошим хозяином, и денежку зарабатывать умел – у работящего печника заказчики в очередь вставали. Одна беда – от водки он дурнел. А запои случались все чаще, и пил он пока не кончались в доме все деньги. Очухавшись от запоя, Трофим с удвоенным рвением брался за работу, быстро восстанавливая пропитое. Маруся приноровилась к такой жизни, знала, когда сказать, когда смолчать, а когда лучше вовсе на глаза мужу не попадаться. Жили Севастьяновы не хуже других, потому случившаяся трагедия у всех в слободе вызвала недоумение. Трофим, придерживаемый с двух сторон стражниками, обвел столпившихся у плетня слободчан пьяно-бессмысленным взглядом, беззлобно ухмыльнулся. – Эй, со