Свидание у реки

Вячеслав Викторович Сукачев

Читая ранние повести В. Сукачева, невольно вспоминаешь, что автор начинал со стихов, с лирики: в них много воздуха, света, любви. И опять главный персонаж – влюбленная женщина, на этот раз – совсем молодая. Стиль повестей легкий, светлый. Не случайно Виктор Астафьев написал когда-то о ранней прозе В. Сукачева: "Пишет парень светло и чисто, порой достигая пронзительной грусти и высокой музыки в языке, в изображении природы и особенно – в проникновении в тему любви и женского характера".

Вячеслав Сукачев

Свидание у реки

Любава

1

Лето заходило постепенно. Мягкая желтизна вначале обозначилась на осинках, а потом уже и березы в школьном саду зазолотились, словно бы подгорев на жарких солнечных лучах. Возвращаясь с работы домой, Любка впервые обратила на это внимание и легонько загрустила. Она неожиданно припомнила, как в такую же пору, два года назад, отец взял ее на рыбалку. Отец и начальник производственного отдела леспромхоза Вячеслав Иванович Кудельков, друживший с отцом, и она на леспромхозовском катере перевалили Амур, вошли в протоку, где по мутно-желтой воде густо плыли золотистые лодочки тальниковых листьев. Они сидели на корме катера, и отец, обращаясь к Вячеславу Ивановичу, спросил:

– А ты знаешь, Слава, к чему так дружно лист падает?

Вячеслав Иванович задумался, посмотрел на плывущие листья, улыбнулся и покачал головой.

– К ранней зиме, – наставительно пояснил отец, – рыбаку это надо знать.

Потом они заговорили о своих леспромхозовских делах, кажется, отец осторожно наставлял Вячеслава Ивановича, Любка уже забыла, а вот этот разговор о листьях и ранней зиме остался в ее памяти до самых мельчайших подробностей. Запомнились не только слова, но и то, как смотрел в это время отец, как смутился и отрицательно покачал головой Вячеслав Иванович. Почему это запомнилось? Может быть, потому, что впервые той осенью ей не надо было идти в школу, а может, и потому, что это была ее последняя поездка с отцом на рыбалку…

Прежде чем войти в дом, Любка остановилась на высоком крыльце и с грустью посмотрела на широкую гладь Амура. Теперь, ближе к осени, вода посветлела, дали обозначились яснее, и лишь далекие горы остались прежними: величественные, неприступные и манящие.

Когда в дверь постучали, Любка убиралась в комнате.

– Да! – громко крикнула она.

– Здравствуйте, – перед Любкой стояла Мария Иосифовна, ее бывшая школьная учительница, красивая, но уже усталая женщина. Пять лет просидела Любка на ее уроках, пять лет робела перед ее требовательностью и теперь заробела опять.

– Здравствуйте, Мария Иосифовна, – тихо сказала Любка.

– Можно пройти?

– Конечно! – спохватилась Любка и засуетилась по кухоньке, подставляя гостье табуретку, смахивая крошки со стола и никак не находя того дела, на котором можно было бы успокоиться.

– Мне трудно начинать этот разговор… – Женщина бочком присела на краешек табуретки, медленным движением распустила узел пухового платка и расстегнула верхнюю пуговицу пальто. Платок упал ей на плечи, и она за один угол стянула его себе на колени. Густые каштановые волосы, аккуратно уложенные в узел, придавали женщине строгость и какую-то грустную интеллигентность. Кого-то она сейчас напоминала, но кого – Любка не успела вспомнить: ее взгляд неожиданно привлекла шпилька, наполовину выглядывающая из волос. Именно эта шпилька подсказала Любке, насколько женщина сейчас растеряна и как ей трудно сидеть на этой, такой удобной для Любки, табуретке…

– … и тем не менее вы должны меня выслушать.

– Хорошо, Мария Иосифовна, – по-школьному покорно ответила Любка.

– Вы бы сели, – вздохнула женщина, – мне неудобно так с вами говорить.

Любка пошла в комнату и принесла себе стул. Ей было неловко, что гостья сидит на табуретке, а она как барыня расселась на стуле. Уж лучше бы наоборот. И Любка сидела прямо, чуть опустив голову и сунув сложенные вместе ладони между колен…

– Вячеслав Иванович бывает у вас? – Очевидно, Мария Иосифовна хотела спросить проще, чтобы вызвать Любку на откровенность, но сознание того, что она унижает себя этим вопросом и унижает перед девчонк