Повести

Николай Максимович Ольков

В книге две повести известного сибирского писателя Николая Олькова, «Чистая вода» и «Мать сыра земля». В первой – горькая судьба крестьянина Григория Канакова, деревенские реформы 90-х, бездумные и бездуховные, раздавили не только совхоз, которому он отдал всю свою жизнь, но смяли троих его сыновей, каждого по-своему. Вся трагедия деревни в судьбе одной семьи. Герой второй повести, Лаврентий Акимушкин, – носитель русской идеи добра для мира, для всех людей, но его обнаженная доброта вызывает смех, грубость, хамство окружающих. Он не умеет что-либо этому противопоставить, и потому страдает. Его возвышает любовь, тоже странная, но ей нельзя не верить.

Повести были опубликованы в лучших русских журналах «Подъём», «Бийскиий вестник», «Берега», на сайте «Стакан молока» и были высоко оценены редакциями и читателями. «Читаю Вашу повесть, очень горько всё, и очень Вы недооценённый писатель…» – отозвалась о «Мать сыра земля» редактор сайта Лидия Сычева. Еще откровенней высказался заведующий отделом прозы «Подъёма» Сергей Пылев: «Радостно читать Вас. Мастер Вы большого масштаба. Я бы эту повесть, не задумываясь, назвал выдающимся произведением прозы ХХI века. Уверен, Распутин, а следом за ним и все наши классики, когда Вы в этой повести поставили точку последнюю, сняли шляпы…».

Николай Ольков

Повести

© Ольков Н. М., 2024

© Издательство «Родники», 2024

© Оформление. Издательство «Родники, 2024

Чистая вода

Повесть

Ещё с вечера захороводило, загуляли разные ветры – то южный полыхнёт с остатками летнего зноя, то вдруг повернётся и закрутит сиверок с невесть откуда взявшейся прохладой – поднимают пыль, выметают улицы, ломают косматые ветки разнежившихся тополей, валят дощатые заборы. Августовский туман тяжело опустился на озеро, только ветер не дал ему отдыха, стал приподнимать от воды, рвал на куски и разбрасывал по окрестностям, заодно потревожил расположившихся на привычный ночлег зажиревших гусей, они тревожно подняли гордые головы на длинных шеях, словно всматриваясь в знакомые берега и ища у них объяснения. Природа разволновалась. Коровы, подкормленные и подоенные хозяйками, уже завалились на свои крутые бока и вынули лакомую свою жвачку, но зашевелились, тяжело переваливаясь, вставали и издавали протяжные жалобные мычания. Воробьи забились под крыши сараев и нахохлились, скворцы загоняли свои выводки куда подальше от стихии, и только ласточка, взмыв высоко к небесам, щебетала что-то тревожное, то ли собирая семью, то ли просто предупреждая друзей.

Солнце уже село, и только верхний его фитилёк снисходительно освещал большое село, красиво разместившееся на взметнувшемся меж озёр языке нетронутого ранее чернозёма, выходящем из высокого взгорья и потерявшемся в буйных травах поймы широкой реки. Деревянные дома, крытые шифером, образовывали солидные усадьбы с постройками для скота, банями и гаражами. Оставшиеся с колхозных времён несколько избушонок только подчёркивали красоту и современность селения, в них доживали такие же ветхие старики и старухи, бывшие когда-то ударниками и стахановцами. Трёхполосный флаг на бывшем сельсовете, едва видимый в вечерних сумерках, такого напора ветра не выдержал и раскроился на несколько лоскутков.

Одинокая машина ворвалась в улицу с большака, резко сбросила скорость и остановилась у сельской администрации. С правой стороны открылась дверца, молодой мужчина лет тридцати, с усами и портфелем, одетый в добротный чёрный костюм с галстуком, по-хозяйски вышел, глянул на флагшток и крикнул водителю:

– Игорь, завтра с утра замени флаг. Хрен его знает, хоть железный вешай, на неделю не хватает.

– Понял, Роман Григорьевич, сделаем.

Роман Григорьевич открыл дверной замок своим ключом, включил свет в коридоре и ещё раз щёлкнул ключами в двери с табличкой «Глава сельской администрации Канаков Р. Г.». Он ещё не остыл после крупного разговора на совещании в районе. Обсуждали подготовку к выборам президента, глава района Треплев сам накануне вернулся из области и был настроен категорически:

– Такого позора, как в прошлый раз, мы допустить не можем, скажу больше: н