Посланник МИД. Книга пятая

Георгий Комиссаров

24 июня 1941 года, Берлин, полпредство СССРИ так… я, – спецпосланник НКИД СССР Сергей Козырев и все наши дипсотрудники с семьям, в самом начале самой страшной войны оказались в логове врага – в Берлине… запертые, как в тюрьме, в полпредстве СССР.Конечно же никто из них, кроме меня не знал, насколько всё плохо… И даже иезуитская формула обмена советских граждан на немцев, предложенная в германском МИДе, особо всех тут не страшила…– Ну и что, что придётся в Берлине задержаться? Это же ненадолго?, – вопрошали с оптимизмом все, кто тут собрался.Тем более, что местный наш военный атташе товарищ Тупиков нарисовал такую красивую карту общего наступления Красной Армии, согласно которой мы уже были на подступах Варшавы и Кёнигсберга, охватывая прорвавшихся «незначительно» на нашу землю немцев в громадные клещи!Все персонажи являются вымышленными, и любое совпадение с реально живущими или жившими людьми случайно.

Георгий Комиссаров

Посланник МИД. Книга пятая

Вступление.

24 июня 1941 года, Берлин, полпредство СССР

И так… я, – спецпосланник НКИД СССР Сергей Козырев и все наши дипсотрудники с семьям, в самом начале самой страшной войны оказались в логове врага – в Берлине… запертые, как в тюрьме, в полпредстве СССР.

Конечно же никто из них, кроме меня не знал, насколько всё плохо… И даже иезуитская формула обмена советских граждан на немцев, предложенная в германском МИДе, особо всех тут не страшила…

– Ну и что, что придётся в Берлине задержаться? Это же ненадолго?, – вопрошали с оптимизмом все, кто тут собрался.

Тем более, что местный наш военный атташе товарищ Тупиков нарисовал такую красивую карту общего наступления Красной Армии, согласно которой мы уже были на подступах Варшавы и Кёнигсберга, охватывая прорвавшихся «незначительно» на нашу землю немцев в громадные клещи!

Полпред и его окружение тоже не особо волновались насчёт обмена, но ради приличия и престижа поручили мне отвергать в германском МИДе даже мысль репатриации по количеству, то есть «один за одного», а не по общепринятой в таких случаях форме: «всех на всех».

А для этого нам необходимо было дать весточку о таком «вопиющем попрании норм дипломатии со стороны Гитлера» всему международному сообществу…, – как витиевато выразился советский полпред Деканозов.

Я же вызвался провернуть это дело, как я это назвал: «по испанскому варианту», то есть через банальный подкуп нашего главного соглядатая обер-лейтенанта СС Хейнеман.

Это был высокий, грузный и уже немолодой человек. Он оказался на редкость разговорчивым.

На второй день нашего знакомства я уже знал, что у него больная жена, что брат его служит в охране имперской канцелярии, а сын Эрих заканчивает офицерскую школу, после чего должен отправиться на фронт.

Оказывается, это не очень-то устраивает Хейнемана, и он просит брата пристроить молодого Хейнемана где-нибудь в тылу.

Такие разговоры эсэсовского офицера, да к тому же ещё и начальника охраны, с советским дипломатом в условиях войны несколько меня настораживали.

– Не хотел ли Хейнеман спровоцировать меня на доверительный разговор?, – спрашивал я себя и товарищей.

– А может быть, он в глубине души не относится к нам враждебно и – кто знает – возможно, даже готов нам помочь?, – с энтузиазмом мировой солидарности отвечали они мне на мой скепсис.

Во всяком случае я решил, что мне стоит к нему повнимательнее присмотреться.

Посоветовавшись, мы решили, что нужно попытаться наладить «дружеские» отношения именно с Хейнеманом, проявляя при этом величайшую осторожность, так как любой неверный шаг мог бы лишь осложнить положение посольства и дать повод гитлеровцам для провокации.

И вот вечером, когда Хейнеман, обойдя вверенный ему караул, зашёл в посольство спросить, не хотим ли мы что-либо передать на Вильгельмштрассе, я пригласил его отдохнуть в гостиной.

– Не согласитесь ли немного перекусить, – обратился я к Хейнеману. – За день вы, наверное, устали, да и после обеда прошло много времени.

Хейнеман сперва отказывался, ссылаясь, что это не положено при несении службы, но в конце концов согласился поужинать со