Муравьиная карусель

Ксения Еленец

Город лихорадит. Почти так же, как перед катастрофой, погубившей старый мир. Город слеп. Не видит притаившихся под боком, пригревшихся за пазухой врагов.Муравьиные круги смерти втягивают в смертельную карусель новых жертв. Им плевать, кто попадет в ловушку – приютская девчонка, осиротевший караванщик или жители загородных свалок.Город на грани.

Ксения Еленец

Муравьиная карусель

Глава 1. Жёлтый автобус с зелёными цыплятами

По стеклу ползла муха. Жирная, ленивая, с брюхом, отливающим зеленью. Назойливое жужжание давило на нервы. Четвёртая щёлкнула пальцем, и муха упала на подоконник. Сонная и полудохлая, она походила на всех обитателей Клетки разом.

Жужжание смолкло. Муха покорилась недоброй судьбе и застыла, безвольно раскинув хрупкие крылышки. За окном полыхало солнце. Кусачее, злое, оно раскаляло воздух до печного жара. Из распахнутых настежь окон тянуло прокалённым асфальтом и горьким дымом.

Из приоткрытой двери медицинского кабинета несло лечебницей и безнадёгой. А ещё прохладой. Но сидеть в стерильной, белой от пола до потолка комнате оказалось тошно. Четвёртая выдержала десяток минут. Дождалась, пока докторша – такая же беленькая и стерильная, как её вотчина – отсчитает пять маленьких таблеток и сбежала в коридор. Таблетки перекатывались на ладони, ударялись глянцево блестящими боками. Круглые, крошечные, совсем не похожие на эмоблокаторы. Четвёртая закинула горсть в рот, тяжело сглотнула и поморщилась. Таблетки осели горечью на корне языка.

Она огляделась, в поисках крана с водой – вымыть привкус лекарств – но быстро сдалась. Путь к туалетам проходил через приоткрытую дверь медицинского кабинета. Докторша бдела чутко, не снимая с носа очков в толстой оправе. Уговор был прост – либо Четвёртая торчит в кабинете, ожидая, пока подействуют пилюли, либо ждёт того же в коридоре. Уйти в казармы не позволили. Заразу нужно изолировать, чтобы она не перекинулась на здоровых.

Четвёртая выглянула в окно. Губы расползлись в кривой усмешке. Зараза была изолирована. Давно. Практически с самого рождения, когда эморегистраторы показали тревожные жёлтые значения. Высоченный забор с витками колючей проволоки надёжно оборонял нормальных людей от их маленького безумного мирка.

На плацу копошились фигурки. Одинаково-серые, они сползались в кривую шеренгу и тянулись по плацу, поднимая пыльные тучи.

Инструктор безуспешно пытался укрыться от солнца под чахлым, почти облетевшим деревцем, не обращая внимания, что группа бессовестно сбавляет ритм. В своей грязно-зелёной форме, с мокрым пятном на всю спину, инструктор здорово напоминал безвременно почившую муху. Разве что не жужжал.

Вместо него жужжали второгодки. Топот нескольких десятков ног, обутых в жёсткие ботинки, окончательно сбился с ритма. Четвёртая сползла на пол и прижалась затылком к батарее. Нынешние инструкторы совсем обеззубели. Если бы салажата так выхаживали перед Крокодилом, или на худой конец Трещоткой, на уши подняли бы всю Клетку. Заставили ходить строем от мала до велика, пока до самых упрямых и бестолковых не дойдёт: в Клетке все отвечают за всех. Но Крокодил и Трещотка сгинули две зимы назад. Вместе с целой группой выпускников.

Налёт диких в тот год был страшным и неожиданным. Городские окраины вспыхнули и затопили улицы удушающим дымом. Налётчики не подпускали пожарные службы, требуя от властей еды и транспорт. Переговоры откладывались, безумцы теряли и без того невеликое терпение. Крокодила вытащили прямиком с утреннего построения. Он ушёл, уводя за собой десяток хмурых клеточников. А под вечер в казармы принесли страшную весть – ушедшие полегли в полном составе.

Батарея оказалась тёплой. Система климат-контроля с позором капитулировала еще в начале прошлого месяца, оставив жителей Клетки заживо печься в прокалённых бетонных коробках.

В носу защекотало. Четвёртая чихнула и утёрлась рукавом. Маленькие круглые таблетки действовали медленнее, чем большие и продолговатые. Если бы эмоблокаторы так нерасторопно бороли приступы, очень скоро потенциальные бы перевелись. Слегли в лечебницы с красными показателями браслетов.

Чет