Чёрная Дверь

Антон Карелин

Можно ли жить в виртуальных мирах? Если выпустить модули цифрового сознания на свободу и дать им развиться, смогут ли они обрести разум или только имитировать его? И если имитация неотличима от настоящего, стоит ли относиться к ним, как к живым?Эти вопросы не волнуют Вергена Демиуса Нормана, гениального создателя виртуальных миров. Он знает, что его создания не настоящие. Однако пятнадцать лет разрушает себя в попытке спасти их от уничтожения в безнадёжной борьбе с Океаном.Но сегодня всё изменится, потому что юная жрица Вергена уже открывает Чёрную Дверь.

Антон Карелин

Чёрная Дверь

1.

Последняя гряда высоких изломанных скал держалась на пути у алого Океана, который жадно подтачивал её с каждой накатывающей волной. Багровые буруны на кромке битвы двух стихий пенились, стекали с единственной оставшейся линии обороны, стоявшей у Океана на пути. Когда скалы падут, кипящий алый прибой обрушится на остатки материка и захлестнёт последние живые долины, полупустые города и полузаброшенные трассы, где когда-то цвела жизнь, а сейчас побеждает смерть. Это случится уже скоро – и тогда долгая, мучительная агония этого мира, вернее, его последнего клочка, будет завершена.

Был ли смысл людям провести последние пятнадцать лет жизни в отчаянной борьбе, если учёные в первый же день просчитали и срок, и исход?

Камень заградительной гряды, тёмно-желтый и пористый, мгновенно охлаждающийся, все же растрескался от жара, и лишь прохладный ветер с севера остужал его. Это был не тот жёлтый цвет, который напоминает о солнце, одуванчиках и остальных ярких и жизнерадостных вещах. А угрюмый, искалеченный и сдавленный жёлтый, который стал своей противоположностью и теперь стал символом поражения, всё более неотвратимого.

Океан брал свое – медленно, постепенно. От клокочущих мутно-алых волн скальная защита трескалась, опадала слой за слоем, не успевая нарастать за зиму. Желтая полоса между морем, пылающим пурпуром, и блёклой землей Королевства уменьшалась с каждым годом. Сейчас она была метров в пятнадцать шириной, и сплющенным кольцом опоясывала крошечный вытянутый материк. Последний из оставшихся.

Верген вышел на берег, рассеянно щурясь – пурпурная бескрайность воды сверкала, языки пламени стелились по поверхности, возникая и исчезая. Это была очень стрЭльзая вода, но ужасно красивая. Верген любил смотреть на неё, любил и одновременно ненавидел Океан-убийцу.

Жители стояли на берегу, у самой черты, и молча всматривались в волны и пламя, вечное, переливающееся, живое. Их было немного, большинство не любило сюда приходить, до сих пор не было способно смириться. Но с каждым годом зрителей становилось всё больше. Верген знал: в последний день все они столпятся у тонких скал, встанут неподвижно и молча, и будут ждать, пока нахлынет волна. Здесь будут стоять и старики, и взрослые, и редкие дети, которые становятся всё взрослее в полном одиночестве, без младших братьев и сестер. Быть может, дети в своей искренней вере в чудо увидят в алой волне нечто, непохожее на смерть.

Верген понимал жителей Королевства, или ему казалось, что он их понимает. Хотя он даже не различал их лица, видя лишь чёрные контуры на желтом фоне в алом ореоле сияния. Он никогда не общался с ними, ничего им не говорил, не приближался. Они так же молча обходили его стороной, потому что знали: вся их жизнь – его вина.

В общем, люди и Верген сосуществовали отдельно друг от друга. И странные цвета этого мира: зелёное небо, пурпурный Океан, оранжевые звезды, блёклая трава и земля, бежевые и желтые скалы, белые цветы – было единственным, что их связывало.

Когда-то бежевого и белого было больше, куда больше. И Верген проигрывал войну: мучительно, потихонечку, теряя остров за островом, материк за материком. Впрочем, без него этот мир проиграл бы куда раньше. Этот материк, последний, был самым крупным – но жёлтые скалы, созданные учеными Королевства, росли только внутрь, снаружи отмирая, уступая шаг за шагом пурпурной воде – а потому даже если бы они нарастали за зиму достаточно, материк всё равно был обречен. Другое дело, если бы ученым удалось добиться р