Бюг-Жаргаль

Виктор Мари Гюго

Первый роман Виктора Гюго описывает события, связанные с восстанием рабов на Гаити в 1791 году. Капитан Леопольд д'Овернэ и темнокожий вождь Бюг-Жаргаль без ума влюблены в прекрасную и кроткую Марию. Оба оказывают ей знаки внимания, оба одинаково отважны и бесстрашны, но все же удача улыбается капитану д'Овернэ и именно ему отдает Мария свою руку и сердце. К сожалению счастье молодоженов длится не долго. В день свадьбы происходит восстание рабов и Мария, а позже и ее молодой супруг попадают в плен к повстанцам. Возлюбленным грозит неминуемая гибель, но к ним на помощь приходит благородный Бюг-Жаргаль, и теперь у этой трагической истории есть шанс на счастливый финал.

Издается с сокращениями

Виктор Гюго

Бюг-Жаргаль

© перевод со шведского Е. Суриц (наследники)

© ИП Воробьёв В.А.

© ООО ИД «СОЮЗ»

* * *

I

Когда наступила очередь капитана Леопольда д’Овернэ, он заявил присутствующим, что не знает в своей жизни ни одного события, о котором стоило бы рассказать.

– Но позвольте, капитан, – сказал ему поручик Анри, – мы слышали, что вы немало путешествовали и видели свет. Ведь, кажется, вы побывали на Антильских островах, в Африке, в Италии и в Испании?.. Ах, капитан, ваша хромая собака…

Д’Овернэ вздрогнул, уронил свою сигару и быстро обернулся к входу в палатку как-раз в ту минуту, когда к нему подбегала огромная хромая собака. Собака лизала ему ноги, махала хвостом, ласково визжала, прыгала, как могла, а потом улеглась перед ним. Взволнованный, тяжело дыша, капитан машинально гладил ее левой рукой, отстегивая другой рукой ремень своей каски, и повторял отрывисто:

– Это ты, Раск! Ты! – Наконец он вскричал: – Да кто же тебя привел обратно?

– С вашего позволения, я, господин капитан…

Приподняв полу палатки, на пороге стоял уже несколько мгновений сержант Тадэ, обернув шинелью правую руку.

Д’Овернэ поднял на него глаза.

– Тад! Как это ты ухитрился?.. Бедная собака! Я думал, что она в английском лагере. Где же ты ее нашел?

– Дело в том, господин капитан, что с тех пор, как бедный Раск пропал, я заметил, с вашего, так сказать, позволения, что вам чего-то недостает. Откровенно говоря, мне кажется, что в тот вечер, когда Раск не прибежал, по обыкновению, разделить со мной порцию черного хлеба, старый Тад чуть было не разревелся, как ребенок. Но я плакал только два раза в жизни: первый раз, когда… в тот день, когда… – и сержант посмотрел с тревогой на своего начальника. – А второй раз в тот день, когда этому каналье, капралу Бальтазару, взбрело на ум заставить меня очистить пучок луку.

– Мне кажется, Тадэ, – вскричал, смеясь, Анри, – что вы нам не сказали, когда вы расплакались в первый раз.

– Должно быть, в тот день, старина, как тебя облобызал Ла-Тур-д'Овернэ, первый гренадер Франции? – спросил ласково капитан, не переставая гладить собаку.

– Никак нет, господин капитан. Уж если сержант Тадэ расплакался, согласитесь, что это могло случиться только в тот день, когда приказал стрелять в Бюг Жаргаля, иначе называемого Пьерро.

Лицо д’Овернэ омрачилось. Он поспешно подошел к сержанту и хотел пожать ему руку; старый Тадэ продолжал прятать руку под шинелью.

– Да, господин капитан, – продолжал Тадэ, отступая на несколько шагов, тогда как д’Овернэ смотрел на него с грустным выражением, – да, в тот раз я плакал, по правде сказать, он стоил слез! Он был черный, – это так, но и порох тоже черен, а… а…

Доброму сержанту очень хотелось бы с честью выпутаться из своего странного сравнения. Быть может, в этом сближении понятий заключалось что-нибудь такое, что нравилось ему, но все старания высказаться остались напрасными; и вот после нескольких попыток так или иначе взять приступом свою мысль он, подобно полководцу, которому не удается взять крепость, снял внезапно осаду и продолжал, вовсе не замечая улыбок слушавших его молодых офицеров:

– Скажите, господин капитан, помните ли вы этого бедного негра, когда он вбежал, запыхавшись, в ту самую минуту, когда его десять товарищей стояли уже на месте? По правде говоря, их пришлось связать. Командовал я. А тогда он их отвязал сам, чтобы занять их место,