Болтуша

Николай Иванович Хрипков

У героини патологическая болтливость. И окружающие не желают общаться с ней. Она идет к психологу. Это ее последняя надежда. И советы психолога помогают ей.

Николай Хрипков

Болтуша

Она с трудом сдерживала себя, но всё же сдерживала. Поздоровалась одним словом, что было для нее не таким-то простым делом. Слова готовы были вот-вот вылететь, как оперившиеся птенцы из гнезда.

– Здравствуйте!

Врач, а это была женщина лет тридцати, невысокая и худенькая и больше похожая на старшеклассницу, чем на специалиста, который ведет прием, не отрываясь от бумаг, кивнула ей. Но всё-таки подняла голову.

– Здравствуйте! Вам назначали?

– Да. Я к вам по записи.

– Ко мне все по записи. Присаживайтесь и излагайте, в чем суть дела, что вас беспокоит.

Она одернула платье на коленях. Это было ее любимое платье в горошек.

– А вы хороший психолог? – спросила она. – Извините, но я не хочу вас ничем обидеть.

– Как вас зовут?

– Нина.

– Хорошо! Давайте просто Нина. Тем более, что мы с вами почти одного возраста. И сразу договоримся. Здесь вопросы задаю я. Это вы ко мне пришли на прием, а не я к вам. Это у вас проблемы. И я должна помочь вам избавиться от этих проблем. Если я вас чем-то не устраиваю, ищите другого специалиста.

Да, начало получилось плохим. Что-то у нее в последнее время не ладится с контактами.

Зря она ляпнула про хорошего психолога. Но слово – не воробей. Эх, язык мой – враг мой. Сколько она уже себе навредила своим языком. И всё урок не идет впрок. Как говорится, снова да ладом.

– Извините, доктор!

– Расскажите, пожалуйста, что вас привело ко мне. И не забывайте, что доктору можно и нужно говорить всё.

– Беда у меня. Беда!

– У беды этой есть название?

– Да! Болтливость! БОЛТЛИВОСТЬ большими буквами. И – увы! – сама я спраиться, кажется, не смогу.

–

К начальству надо заходить с душевным трепетом. И начальство должно почувствовать этот душевный трепет. Тогда гнев его смягчается, а желание похвалить усиливается. Все опытные карьеристы прекрасно знают об этом, поэтому они и делают карьеру.

Нина, впорхнув в кабинет начальника, не продемонстрировала этого полезного качестваю. Ее лукавый взгляд скольнул по диагонали и остановился на озабоченном начальственном лице, которое заставило бы стушеваться кого угодно, но только не Нину. Физиогномика не была ее сильной чертой.

Она прощебетала бодро и энергично:

– Здравствуйте, Иван Петрович! Хорошего вам денька! Чтобы всё на позитивчике!

– Благодарствуйте! И вам того же! Присядьте, Нина Петровна.

– И вам благодарствовать, Иван Петрович! Непременно присядим, опустимся, расположимся и сконцентрируем всё внимание, чтобы не пропустить ни единого словечка из того, что вы скажите, Иван Петрович. Ой! Какие у вас мягонькие стульица!

– Нина Петровна!

– Да, Иван Петрович?

– Помолчите, пожалуйста!

Она огляделась, как будто хотела увидеть того, кто мог сказать такие слова. Хотела обидеться. Она не любила, когда ей делали замечания. Что она школьница какая-то? Она считала себя опытной и умной, была уверена, что к любому человеку сможет подобрать ключик.

Начальник держал телефон. Зачем он это делал? Собрался кому-то звонить? Но разве нельзя это сделать было раньше или позже? Зачем же вызвать ее и кому-то звонить?

– Послушайте!

Он придвинул к ней телефон.

– Приветики, девочки, девулечки, красотулечки, симпатюлечки! Как я рада видеть вас, если бы вы только знали! Как я вас всех люблю, обожаю, хорошенькие мои, ненаглядненькие! Ой, я припозднилась сегодня, задержалась, припоздалась! Негодница я этакая! Пропесочить меня надо, наказать, пальчиком вот так погрозить, губки на меня надуть! Девулечки! Ну, представьте! Такое ощущение, что на дороге одни долбодятлы остались, что всех нормальных мужиков метлой смело. Пришел такой Гулливер и смел их всех. Ехать вообще невозможно. Один впереди меня завис. И всё время дрыг-дрыг, переключается. Проедет немного, дрыг-дрыг, переключится. Ну, чего ты, долбак, всё время переключаешься? Ехай ровно! У меня нервы, как струны натянуты, как канаты. Ха-ха! Вся напряжена так! Один комок нервов. Так мало этого. Еще и сзади