ПРЕДИСЛОВИЕ

Мне 15. Я сижу в свеже-отремонтированной комнате в старом доме неблагополучного района Павлодара. Комната обставлена мамой, клеить постеры на стены нельзя и вообще ничего нельзя. Из своего у меня подушка с лицом Алекса Гаскарта, вокалиста любимой группы All Time Low, старая камера Canon, стопка коробок и книг на стуле вместо штатива и мечта «стать чем-то большим», но я пока не знаю, как это сделать. У меня не очень много опций: есть способы занять себя, но единственный шанс изменить жизнь радикально и «вылезти из помойки» – уехать в большой город.

Для меня большим городом стала Москва. Я не была в Питере, хоть и очень его романтизировала: больше потому что так делали все, а не потому что он мне правда нравился.

Я не любила Москву, потому что это было модно, ведь в Питере душа, а в Москве её нет. По крайней мере, я так слышала.

Но ещё я слышала, что там жизнь другая. Я слышала, что там есть Старбакс и Красная площадь под Новый Год, что там можно загадочно ходить по красивым старым улочкам со стаканчиком кофе и быть таинственной прекрасной незнакомкой. Я знала, что там есть небоскрёбы и Рублёвка, что Кутузовский проспект по ночам красиво светится, что там водятся деньги и что люди там никогда не ленятся и не устают. Я знала, что Moscow Never Sleeps и «В этом городе я знаю пути», что Москва слезам не верит, что её не любили поэты (Кстати, это неправда, спросите Цветаеву) и очень любили купцы. В ней строились здания, в ней рушились судьбы, в ней сбывались мечты. Я не сомневалась, что там можно «стать чем-то большим».

Обычно из моего захолустья поступают в шараги Омска, Новосибирска и Барнаула, ну, просто потому что это легко. Они уезжают в другой город, но по сути – продолжают жить в Павлодаре. Звонят маме каждый день. Приезжают домой каждые каникулы. Видятся со старыми друзьями. Те же проблемы, те же лица, те же сплетни. Мне это не подходило.

Я хотела уехать так далеко, чтобы все ужасы тех лет остались позади, и если бы и догнали меня – то очень нескоро. Москва была достаточно далеко. Никто там не знал меня настоящей.

Я попробую объяснить вам это чувство.

Вы деятельная активная школьница, мисс always-trying-too-hard-but-never-enough. Школьные концерты, мероприятия, олимпиады, YouTube-блог, каверы, книги и желание быть везде.

А вокруг вас – Никогде, как у Геймана. Туннели, грязь, подвалы и болота, только не вокруг, а внутри. На душе не то что кошки скребут – по душе бегают помойные крысы. Город, где нет перспектив. Город, где ничего никогда не происходит, а когда ты пытаешься что-то устроить – в тебя обязательно тыкнут пальцем.

В 2014—2017 Павлодар был худшей средой для того, чтобы даже пытаться «стать чем-то большим». Что больнее – меня ненавидели за то, что я пыталась. Нет, никто не окунал меня головой в унитаз, мы не в американском фильме. Мне не объявляли бойкот, меня не зажимали в коридорах. Но я слышала в этих коридорах разговоры. Я видела, как люди относятся ко мне. Это же так легко заметить.

На аск фм (Помните его? прилетало очередное «на каждое мероприятие суёшься в школе, бесишь», в Подслушано появлялось новое «Катя Гаскарт ты тупая пизда удали канал не позорься». Мою лучшую подругу Лусинэ стебали в классе за то, что она со мной общается. Больше близких друзей у меня не было. Мои подростковые бойфренды были такими же «не в тусовке» как и я. Слова «кринж» тогда ещё не существовало, но я уверена, будь оно в обиходе – его бы применили ко мне. Я не была изгоем, нет. Но и королевой школы мне тоже было не стать.

Вечный внутренний конфликт: остаться собой, но при этом всем нравиться. Я делала вид, что мне не больно, улыбалась, когда общалась в лицо с теми, кто обсуждал за спиной, ведь «я выше этого». А после я приходила домой, роняла портфель и плакала в своей комнате по 2—3 часа и ничего не снимала по полгода.

И как будто бы у меня недостаточно прав, чтобы сказать «меня травили», но игнорирование, исключённость из коллектива и холод ранят не меньше жестоких слов и воды в унитазе. Вы знаете, какими жестокими могут быть подростки.

Я не хотела быть одна – я собрала свою компанию. В неё позвали ещё