Шестая сказка

Екатерина Анатольевна Горбунова

Она – никто. Живет от книги к книге, от персонажа к персонажу, меняет личности, как иные одежду. Пока однажды не оказывается рядом с тем же человеком во второй раз, третий, потом еще и еще. Это невозможно. И уж тем более невозможно, что ее подарки – сказочные сны – этому человеку могут влиять на принятие важных решений. А может она и сама должна принять важное решение?

Екатерина Горбунова

Шестая сказка

Памяти Набиевой Эльзы и Тюкиной Ксюши (Алисы)

Одной всегда будет восемнадцать, второй – лишь восемь.

Я обеим задолжала сказку.

Встреча первая

Сегодня меня зовут Алиса, и я гоняюсь за белым кроликом.

Вчера была девочкой со спичками, да, еще и в больнице. Надо запретить читать печальные сказки нездоровым детям, мало ли, кого породит их воображение.

Здесь намного веселее. И надеюсь, я застряла на несколько дней – мне все очень нравится: уютно, светло, куча мягких игрушек, расставленных тут и там, фортепиано у стены.

Моя сегодняшняя породительница – ей лет десять – сидит за столом в огромных наушниках, в которых играет… играет… играет… Нет, боюсь, я не сильна в музыке. Но это ритмично, динамично и бравурно.

– Аделина! – доносится женский голос с кухни.

Девочка в наушниках его не слышит, но зато мне теперь известно ее имя. Она покачивает ногой в такт музыке и, высунув кончик языка, увлеченно раскрашивает иллюстрацию в книге. Взрослые считают – это неправильным, а я думаю, если карандаш не рвет бумагу – все отлично.

– Ада! – повторяется крик.

По изменившемуся взгляду понимаю, что она услышала, но упрямится и делает вид, что ее никто не звал. Берет в каждую руку по карандашу, и теперь дело у нее продвигается быстрее. Кажется, Аделина хочет докрасить, во что бы то ни стало.

Книга старая, но относились к ней бережно. Вряд ли Ада – первая ее читательница.

Я пользуюсь случаем и пролистываю память девочки, чье исключительное воображение позволило мне хотя бы на некоторое время ощутить себя настоящей: единственная дочь, поэтому все внимание родителей досталось только ей, занимается на фортепьяно, обожает читать и рисовать, любит, когда в доме собираются гости, особенно двоюродные братья, старший и младший… А еще постоянно сожалеет о том, что не оправдывает чьих-то надежд.

Морщусь. Оправдывать нужно свои надежды, и точка. Хотя, может, это мне легко судить, я редко когда застреваю на одном месте больше нескольких дней, и в одном виде. Наверное, надо пояснить? Я – порождение. Или тварь. В смысле, с характером у меня все в порядке, имеется в виду изначальный смысл слова: тварь – творение. У меня нет тела. Но если вы погрузились в книгу, и какой-то герой захватил вас настолько полно, что почти ожил – прихожу я и занимаю эту оболочку. Меня даже можно увидеть: краем глаза, рябью на стене, неясным силуэтом, тенью непонятно от чего – я не жадная, довольствуюсь малым. Скажете, сложно? Не быть кем-то, личностью? Но зато у меня в запасе сотни жизней.

Кажется, мы отвлеклись от моей породительницы. Моя пушистая зайка! Она уже закончила раскрашивать и подошла к той, что ее звала.

– Ада, мы опоздаем! – женщина смотрела придирчиво и строго. – Ты в этом собираешься идти? Я просила тебя переодеться.

– Чем плохо так?

Она недоумевает, я тоже – все отлично: джинсы и футболка с длинными рукавами, спереди яркий принт.

– Мы идем на прослушивание! Я договорилась специально! – женщина говорит тем противным взрослым тоном, от которого тушуются многие дети.

Но не Ада!

– Про-слушивание, – выставляет она палец. – Не про-сматривание. Слушают ушами, а не глазами.

Дерзит, но я-то вижу, что у нее внутри. Она корит себя, что увлеклась раскрашиванием и забыла переодеться. Специально для сегодняшнего дня было выбрано «приличное платье». Не ею. Но Аделина – послушная девочка и не знает, чем ее желания могут отличаться от того, что от нее ждут другие. А уж если это совпадает…

Родители считают, что их дочь – талантливая пианистка, ей надо обязательно поступить в специализированную школу при консерватории, и тогда «ей будет обеспечено прекрасное будущее» – чего бы ни значили эти слова, звучит непонятно.