Мрачная трапеза. Антропофагия в Средневековье

Анджелика Монтанари

История и наука Рунета. Страдающее Средневековье

«Мрачная трапеза: антропофагия в Средневековье» – уникальное исследование жизни средневекового человека, которая была наполнена жестокостью и всевозможными опасностями: войнами, болезнями, нищетой и голодом, толкавшим людей на леденящие душу поступки и жуткие преступления. На основе многочисленных источников, а среди них хроники, летописи, городские анналы и путевые заметки, автор рассказывает о причинах антропофагии, распространившейся в Европе в V–XVI веках. Эта ужасающая традиция пустила корни во многие сферы жизни средневекового общества. Она помогала бороться с голодом, а также играла ключевую роль в средневековой медицине; о чем свидетельствует огромное количество фармакологических книг и рецептов с таинственным ингредиентом «мумиё». Элементы антропофагии можно найти в средневековой системе наказаний и даже в христианской религии. Анджелика Монтанари описывает тот запретный и часто приписываемый древним и «варварским» культурам обычай, который на самом деле таится в самом лоне европейкой культуры.

Анджелика Монтанари

Мрачная трапеза. Антропофагия в Средневековье

© 2015 by Societ? editrice Il Mulino, Bologna

© Ю. Д. Менькова, перевод, 2024

© Издательство АСТ, 2024

* * *

Данте, Ад, XXXIII, 1

Подняв уста от мерзостного брашна

    (Перевод М. Лозинского)

Подняв уста от чудовищной яди

    (Перевод А. А. Илюшина)

Введение. Людоед, кто же он такой?

[…] Как хлеб грызет голодный, стервенея,

Так верхний зубы нижнему вонзал

Туда, где мозг смыкаются и шея […]

    Данте, Ад, XXXII, 127–129

Всем знакомо «мерзостное брашно» дантовского графа Уголино, жестокое воспоминание холодящего душу момента, в который Башня Гвиланди превратилась в Башню Голодную, когда «злей, чем горе, голод был недугом» (Ад, XXXIII, 75)[1 - Dante. Commedia. Inferno. XXXIII, 75.]. Согласно легенде, заточенный, без еды, вместе с сыновьями и внуками, видя, как его близкие увядают, граф поддался мукам голода и истребил их.

Интерпретация этих строф «Божественной комедии» всегда вызывала сомнения и замешательство: развязка истории не казалась однозначной еще современникам, и комментаторы разделялись. Кто-то, как Якомо делла Лана, считал Уголино отцом-людоедом, а кто-то, как Кристофоро Ландино на век позже, расшифровывал слова Данте в более положительном ключе, считая, что аллюзия на людоедство недопустима[2 - Iacomo della Lana. Commento alla «Commedia». 4 Voll. / Ed. M. Volpi. Roma, 2009. Vol. I, Inferno, canto XXXIII, v. 75, р. 899; C. Landino. Comento sopra la Comedia. 3 Voll. / Ed. / Ed. P. Procaccioli. Roma, 2001. Vol. II. P. 1002.].

В то время как XXXIII песнь «Ада» оказала влияние на представления об антропофагии, которые мы разделяем и сейчас, сложно сказать то же самое о множественных упоминаниях каннибализма в средневековой литературе. Наряду с большим интересом, которого удостаивается история тела в последнее время, начиная с работ Жака Ле Гоффа и Жан-Клода Шмитта, лишь совсем небольшая часть научной литературы концентрируется на самой жестокой (или милосердной) форме танатопрактики известной нам: поглощении человеческой плоти[3 - Касательно роста интереса к области изучения истории тела, начиная с последнего десятилетия прошлого века большое влияние оказали исследования Жака Ле Гоффа и Жан-Клода Шмитта: Schmitt J.-Cl. Corps et ?mes // Dictionnaire raisonnе de l’Occident mеdiеval / Dir. J. Le Goff e J.-Cl. Schmitt. Paris, 1999 / Ed.; Id, Les revenants. Les vivants et les morts dans la sociеtе mеdiеvale. Paris, 1994; Id, Le corps des fant?mes // I discorsi dei corpi. Micrologus. Vol. 1. 1993. P. 19–25; Le Goff J., Truong N. Une histoire du corps au Moyen ?ge. Paris, 2003.].

Подобная лакуна не связана с недостатком отсылок в средневековой литературе, совсем наоборот, литература того времени переполнена банкетами каннибалов: людоеды попадаются в самых неожиданных произведениях, подмигивают со страниц бестиариев и кодексов о монстрах, населяют литературные манускрипты и хроники, проникая в самые непредсказуемые источники.