Апрельский туман
Нина Пипари
Большой город, еще не оплетенный «глобальной паутиной».Две жизни на пороге взрослого мира.Где найти ориентиры, чтобы войти в этот мир осмысленно и смело?Где найти маяки, чтобы не заблудиться в густом апрельском тумане?Где найти друга? И как не потерять его на пустоши городского одиночества?
Нина Пипари
Апрельский туман
Мы живем вместе, мы совершаем поступки и реагируем друг на друга; но всегда и во всех обстоятельствах мы – сами по себе.
Олдос Хаксли
Посвящается родственным душам.
Клянусь, они еще остались на этой чертовой земле.
Когда их не станет – ее тоже не станет.
Берегите их, если они случайно повстречаются вам на жизненном пути.
Пусть даже они будут родственны не вам.
Не завидуйте и не презирайте.
– Думаешь, выдержит? – спрашивает Высокий.
В ответ – молчание, мягкий шепот перьев и гул раскаленного ветра.
– Молодой еще, – со снисходительным сочувствием говорит Высокий своему напарнику. Оба стоят, облокотившись на длинные копья. Молодой – это, очевидно, тот, кто держит меня на руках.
Эти двое, мрачные, грозные, неприступные, как черные скалы на том берегу Огненного озера, нависают надо мной олицетворением сурового, неподкупного Закона, но я стараюсь не смотреть на них. Из-за их темных крыльев на меня таращится тревожное зарево. Там, где оно поднимается от Огненного озера, небо похоже на огромное кроваво-гнойное месиво. Воспаленный воздух наполнен тяжелым запахом горелого мяса и зловонных испарений. Я смотрю на противоположную сторону небосклона – там облака похожи на пушистые прохладные перья, взглядом можно почувствовать, какие они мягкие и нежные. И небо там – высокое и прозрачно-холодное. Может, там иногда идет снег.
– Ты знаешь, как все будет. И все равно хочешь отправить ее этой дорогой. Подумай, есть много других, более верных путей. Правда, тогда она наверняка вернется сюда, но мало ли…
– Она справится, – тихим, но твердым голосом говорит тот, что держит меня на руках. Я перевожу взгляд на его лицо. Оно доброе и мягкое, глаза большие, спокойные и теплые.
– Смотри, чтоб потом не пришлось жалеть. Время сейчас вон какое, народ валом сюда валит.
Высокий указывает в сторону пламенеющей долины.
– А эти быстро возвращаются назад. Расскажи ему.
Он кивает своему напарнику, но тот с досадой машет рукой и отворачивается. Тяжко вздохнув, Высокий говорит:
– Мы вон тоже с ним хотели по молодости помочь одному из «этих». Вдвоем поручились за него, вдвоем боролись за него как могли. Но, видишь ли, тем, кто попал сюда, защитная оболочка не полагается, а без нее там очень сложно. В какой-то степени его тоже можно понять… В общем, он сам оборвал свой путь, а мы очутились здесь.
На лице Высокого появляется выражение острой боли и разочарования.
– Ты вообще сюда добровольно перешел, а зачем, спрашивается? Из ненужного самопожертвования, из бравады какой-то. Знаешь, в этом есть что-то от Гордыни, ты не находишь? – Высокий прищуривает глаз, словно стараясь смутить того, кто крепко прижимает меня к груди.
Но сероглазый смотрит на него так прямо и честно, что тому становится неловко. Он опускает глаза и, вздохнув, говорит:
– Как знаешь… Подскажи этим, чтоб хоть назвали ее как-то по-хорошему. Верой, что ли.
Сероглазый кивает. Качая головами, те двое уходят. Мы остаемся одни на высокой скале. Позади – багровое зарево, окутавшее все небо над тем жутким местом, откуда он вытащил меня. Внизу – долгая, долгая дорога, которую у меня вряд ли хватит сил пройти. Мне становится очень страшно и тоскливо, я смотрю на склонившееся надо мной лицо – оно исполнено любви и преданности, но в глазах таится тщательно запрятанная тревога. Какие они! – темно-серые, спокойные, как туман над водой, глубокие и чистые, словно то озеро, которое он мне показывал и которое я никогда больше не увижу. Если только не пройду, не споткнувшись, не упав, не сбившись с пути, ту длинную дорогу – всю, от начала до конца, без ропота и сожаления, без сомнения и отчаяния, – пройду и вернусь так, как мне предписано, не укоротив ее самовольно, не спрыгнув в овраг, не бросившись в реку.
Нам с ним был показан этот путь – в