Потерянные следы
Алехо Карпентьер
Магистраль. Сиеста
Алехо Карпентьер великий кубинский писатель, ставший писателем с мировым именем. Родился в Гаване в 1904 году. Отец его, француз по происхождению был архитектором, а мать писателя, русская, приходилась родственницей поэту Константину Бальмонту. Учился в Гаванском Университете на факультете архитектуры, но специальностью избрал теорию и историю музыки. Поэтому так много музыки в его произведениях…
«Потерянные следы» – роман-путешествие. Путь в сельву для главного героя становится поиском самого себя, возвращением к своим корням, к давно забытому родному испанскому языку. В нем история отношений с тремя женщинами, острые переживания и переоценка ценностей.
В итоге «Потерянные следы» – это очистительная драма. Приведет ли она героя к полному освобождению от всего, что обременяло и искажало его жизнь? Обретет ли он духовную свободу, которой так жаждет?
Надо смотреть не только в прошлое, но и в сегодняшний день, а еще и в будущее. К этой мысли подводит роман «Потерянные следы».
Алехо Карпентьер
Потерянные следы
Alejo Carpentier
Los pasos perdidos
© Alejo Carpentier, 1953 and Fundacion Alejo Carpentier
© Синянская Л. П., наследники, перевод на русский язык, 2024
© Издание на русском языке. Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
* * *
Часть первая
И небеса твои, которые над головою твоею, сделаются медью, и земля под тобою – железом. Поразит тебя Господь сумасшествием, слепотою и оцепенением сердца!
«Второзаконие», 28–23–23
I
Четыре с половиной года не видал я этого дома с белыми колоннами и фронтоном, украшенным строгой лепкой, которые придавали ему суровый облик дворца правосудия. И вот теперь, возвратившись сюда, я вновь увидел этот дом, знакомую мебель и все вещи на прежних местах, и у меня появилось почти тягостное ощущение, что время повернуло вспять. Тот же занавес густого винного цвета, тот же фонарь и пустая клетка возле вьющегося розового куста. Чуть поодаль – вязы, те самые вязы, которые появились здесь с моей помощью давным-давно, в незапамятные времена, когда мы, еще охваченные энтузиазмом, трудились все вместе. Каменная скамья возле корявого ствола, та скамья, по которой я как-то раз ударил каблуком, и она издала глухой деревянный звук. А дальше – тропинка к реке, окаймленная карликовыми магнолиями, и еще дальше – причудливая решетчатая калитка в новоорлеанском стиле. Как и в тот первый вечер, я прошел сквозь колоннаду, вслушиваясь в гулкое эхо собственных шагов, пересек кулису, торопясь туда, где толклись, разбившись на группки, клейменные железом рабы, амазонки с перекинутыми через руку шлейфами и раненые солдаты, оборванные и кое-как перевязанные; каждый ожидал своего выхода в сумерках, пропахших прелым войлоком и старыми пропотевшими мундирами. Я вовремя вышел из полосы света, потому что как раз в этот момент прозвучал выстрел, и сверху, с колосников, на сцену упала птица. Послышалось шуршание кринолина – я стоял, загораживая узкий проход, по которому моя жена торопливо выходила на сцену. Чтобы не мешать, я прошел в ее уборную, и только тогда все снова стало на свое место и время потекло своим чередом, потому что здесь все говорило о том, что за четыре с половиной года многое разбилось, потускнело или увяло. Кружева, которые она надевала для финальной сцены, словно покрылись серым налетом, а черный атлас для сцены бала утратил ту упругость, благодаря которой при каждом реверансе он шуршал, точно ворох сухих листьев. Даже стены поблекли там, где их чаще касались, и на них появились следы, оставленные гримом, увядшими цветами и постоянными переодеваниями. Сидя на диване, превратившемся за это время из голубовато-зеленого в зеленый цвета плесени, я думал о том, каким тягостным стало для Рут ее заточение на подмостках, со всеми этими подвесными задниками, паутиной веревок и фанерными деревьями. В дни премьеры этой трагедии, повествующей о войне между Севером и Югом, помогая юному автору, мы считали, что эта авантюра – в спектакле были заняты актеры, только что вышедшие из экспериментального театра, – продлится самое большее двадцать в
ЛитРес