Траурницы
Екатерина Мортус
Взрослых не существует. Детей тоже. Первые отбились от группы и создали свою, вторые считают, что мир склонится перед ними. В деревне пропадают дети. Взрослые винят волков, а единственный ребенок, который пересек потустороннюю границу, уверяет, что в лесу живут странные существа. Не выходите на улицу, как стемнеет. Взрослых это не касается, а вот детей они любят.
Екатерина Мортус
Траурницы
Мотылек, сложив крылья, сел на потолок, как раз по центру нарисованной желтой звездочки. Потирая лапки, он черными глазками-бусинками смотрел на комок из одеяла, под которым прятался тринадцатилетний Леня. Импровизированное укрытие зашевелилось, и показалась голова с взлохмаченными светлыми волосами. Потирая сонные глаза, мальчик уставился на стену, на которой его младшая сестренка нарисовала фломастером автопортрет.
Дверь скрипнула, заставляя вздрогнуть. Руки натянули одеяло до подбородка, а тело перестало дышать. Мотылек – белый, как невеста в свадебном платье – зашевелился. Дергаясь, словно секундная стрелка, он не покидал насиженного места.
Из приоткрытой щели клубилась тьма, делая коридор узким и уходя в бесконечность. Краски смылись, оставляя монотонное полотно и порождая гортанный звук. Сердце в какой-то момент пропустило удар, и Леня, приподнявшись, заглянул в черную растекшуюся кляксу, которая заползала в комнату, пожирая своими щупальцами то, что было забыто рядом с порогом: рюкзак, одинокий носок и мячик Полины.
– Мама? – осторожно позвал он.
Незваный гость прочистил горло. Костлявая рука выглянула из коридора и, словно паук, в слепую принялась блуждать по стене. Леня ахнул и накрыл голову одеялом. Сжавшись в комок, он обхватил себя руками и задрожал. Кожа покрылась мурашками, а простыня стала скользкой. Волосы прилипли к влажному лбу. Бусинки горькой жидкости скатились по щекам и осели на губах.
Влажный звук, будто кто-то босыми ногами шлепает по лужам, и тяжелое дыхание, выдававшее незваного гостя. Морозный холод забрался под пижаму, заставляя из приоткрытого рта вырываться маленькому облачку. Пальцы окоченели, но Лёня боялся шевелить ими, чтобы не выдать свое присутствие. Понимая, что любой монстр при желании с легкостью унесет его, мальчик грел в душе надежду, что сможет победить все страхи. Гость затрещал, как сломанные ветки. Странные звуки сопровождались шипением и невнятным бормотанием, а потом лязгом, похожим на звук скрещенных мечей из мультиков, которые часто смотрит Полина.
«Уходи, уходи, уходи. Ты – ночной кошмар».
Но злое сновидение не хотело растворяться, а наоборот – протянуло руку и вцепилось в одеяло. Собираясь складками в костлявых пальцах, оно спровоцировало детский крик.
– Тише, тише.
Леня рывком сел на кровать, бешено уставившись на маму.
– Снова плохие сны?
Мальчик закивал, сглатывая подступающие слезы. Женщина, баюкая сына, прижала его к себе. Нежные руки касались волос, а тихий голос напевал давно забытую детскую песню. Это подействовало, как магия: бешеный ритм сердца успокоился, а веки стали свинцовыми.
– Все, теперь спи.
Поцеловав сына в лоб, женщина вышла, прикрыв за собой дверь. В образовавшуюся щель пробивался свет из коридора, пока его не заслонила тень. Переступая с ноги на ногу, маленькая девочка заглядывала в комнату, ожидая, когда ее пригласят.
– Входи. – Леня похлопал по кровати.
Худая рука включила свет, и босые ноги затопали по полу, путаясь в длинном платье.
– Ты почему не спишь?
Полина запрыгнула на кровать и обхватила руками стопу.
– У тебя пол мокрый.
Мальчик сглотнул и посмотрел на потолок – мотылька не было. Только несколько царапин, рассекающих желтую звездочку.
Отец хмурился, наблюдая, как Поля пересчитывала хлебные крошки. Кудрявые светлые волосы падали на лоб. Руки, изрисованные красками, смахивали непослушные пряди. Мама два раза пыталась закрепить волосы на затылке, но девочка трясла головой, и заколка не выдерживала таких испытаний.
– Царапины говоришь, да? – Мужчина что-то изучал в телефоне, попутно ругая качество связи. – Быть может, они были тут изначально.
– А следы на полу? – Полина оживилась. – Мокрые – мокрые, как