Отцы и дети. Дворянское гнездо. Записки охотника
Иван Сергеевич Тургенев
Русская литература. Большие книги
Иван Сергеевич Тургенев – один из всемирно известных русских классиков. Подлинный мастер слова, тонкий стилист, в своем творчестве он размышлял над острыми общественными вопросами своего времени; вместе с тем в его произведениях не только был запечатлен, но и формировался образ русского человека XIX столетия. «Он создавал образы мужчин и женщин, которые становились образцами. Он давал моду», – полагал известный журналист и издатель А. С. Суворин; а Л. Н.Толстой говорил о тургеневских девушках: «Может быть, таковых, как он писал, и не было, но, когда он написал их, они появились». Сам же Тургенев говорил о себе: «…я стремился, насколько хватало сил и умения, добросовестно и беспристрастно изобразить и воплотить в надлежащие типы то, что Шекспир называет: „the body and pressure of time“ (самый образ и давление времени)».
В настоящее издание вошли такие произведения, как «Отцы и дети», «Рудин», «Дворянское гнездо», «Записки охотника», «Муму». Они печатаются в сопровождении иллюстраций выдающихся мастеров книжной графики – П. Соколова, Е. Бём, Д. Кардовского, К. Рудакова.
Иван Сергеевич Тургенев
Отцы и дети. Дворянское гнездо. Записки охотника
романы, повести, рассказы
© Оформление ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2024
© Издательство Азбука®
* * *
Отцы и дети
Посвящается памяти
Виссариона Григорьевича Белинского
I
– Что, Петр, не видать еще? – спрашивал 20 мая 1859 года, выходя без шапки на низкое крылечко постоялого двора на *** шоссе, барин лет сорока с небольшим, в запыленном пальто и клетчатых панталонах, у своего слуги, молодого и щекастого малого с беловатым пухом на подбородке и маленькими тусклыми глазенками.
Слуга, в котором все: и бирюзовая сережка в ухе, и напомаженные разноцветные волосы, и учтивые телодвижения – словом, все изобличало человека новейшего, усовершенствованного поколения, посмотрел снисходительно вдоль дороги и ответствовал: «Никак нет-с, не видать».
– Не видать? – повторил барин.
– Не видать, – вторично ответствовал слуга.
Барин вздохнул и присел на скамеечку. Познакомим с ним читателя, пока он сидит, подогнувши под себя ножки и задумчиво поглядывая кругом.
Зовут его Николаем Петровичем Кирсановым. У него в пятнадцати верстах от постоялого дворика хорошее имение в двести душ, или, как он выражается с тех пор, как размежевался с крестьянами и завел «ферму», – в две тысячи десятин земли. Отец его, боевой генерал 1812 года, полуграмотный, грубый, но не злой русский человек, всю жизнь свою тянул лямку, командовал сперва бригадой, потом дивизией и постоянно жил в провинции, где в силу своего чина играл довольно значительную роль. Николай Петрович родился на юге России, подобно старшему своему брату Павлу, о котором речь впереди, и воспитывался до четырнадцатилетнего возраста дома, окруженный дешевыми гувернерами, развязными, но подобострастными адъютантами и прочими полковыми и штабными личностями. Родительница его, из фамилии Колязиных, в девицах Agathe, а в генеральшах Агафоклея Кузьминишна Кирсанова, принадлежала к числу «матушек-командирш», носила пышные чепцы и шумные шелковые платья, в церкви подходила первая ко кресту, говорила громко и много, допускала детей утром к ручке, на ночь их благословляла, – словом, жила в свое удовольствие. В качестве генеральского сына Николай Петрович – хотя не только не отличался храбростью, но даже заслужил прозвище трусишки – должен был, подобно брату Павлу, поступить в военную службу; но он переломил себе ногу в самый тот день, когда уже прибыло известие об его определении, и, пролежав два месяца в постели, на всю жизнь остался «хроменьким». Отец махнул на него рукой и пустил его по штатской. Он повез его в Петербург, как только ему минул восемнадцатый год, и поместил его в университет. Кстати, брат его о ту пору вышел офицером в гвардейский полк. Молодые люди стали жить вдвоем, на одной квартире, под отдаленным надзором двоюродного дяди с материнской стороны, Ильи Колязина, важного чиновника. Отец их вернулся к своей дивизии