Люди как боги

Герберт Джордж Уэллс

Эксклюзивная классика (АСТ)

Идеальный мир. Нет злобы, нет зависти, нет лжи, нет даже опасных животных. Всеобщая гармония и процветание. Утопия. Мир, где люди как боги: умные, прекрасные, сильные…

Но что будет, если в этот мир попадут люди из ХХ века? С их корыстью, злобой, жадностью и стремлением к власти? Найдется ли среди них хоть один человек, способный понять Утопию и не разрушить ее?

Герберт Уэллс

Люди как боги

Посвящается Флоренс Ламонт, чей дом в Энглвуде стал местом, где этому роману придумали название

Серия «Эксклюзивная классика»

Перевод с английского С. Рюмина

Школа перевода В. Баканова, 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Книга первая

Вторжение землян

Глава 1

Мистер Коттедж уходит в отпуск

1

Мистер Коттедж срочно нуждался в отпуске, но поехать было некуда и не с кем. Он вконец заработался. Домашний быт ему тоже надоел.

Будучи от природы очень привязчивым, он любил свою семью настолько, что изучил ее наизусть, поэтому, когда ему случалось хандрить, семейное окружение вызывало у него острое ощущение скуки. Трое сыновей подрастали и, казалось, становились с каждым днем все выше и голенастее. Они занимали любимые кресла отца, донимали его, тренькая на пианоле, наполняли дом хриплым, раскатистым гоготом, смеясь над анекдотами, от которых у родителей покраснели бы уши, мешали невинному флирту, составлявшему одно из главных развлечений мистера Коттеджа в этой тоскливой юдоли, обыгрывали его в теннис, дурачась, возились на лестничных площадках и с жутким грохотом скатывались по двое и по трое вниз по ступеням. Их шляпы валялись буквально повсюду. Они опаздывали к завтраку. Каждый вечер ложились спать под дикие вопли: «Хо-хо-хо! Бум!» – что матери, как видно, доставляло удовольствие. Семейство стоило немалых денег и беспечно не брало в голову тот факт, что доходы мистера Коттеджа не могли угнаться за ростом всего на свете. А когда он произносил за столом постные истины о мистере Ллойд Джордже или делал малейшую попытку поднять уровень застольной беседы выше глупой перепалки, сыновья напускали на себя рассеянный вид.

Мистер Коттедж страстно желал уехать от семьи куда-нибудь подальше, где можно думать о родных с тихой гордостью и нежностью, лишь бы их самих не было рядом.

А еще ему хотелось на время уехать от мистера Стона. Его терзал один вид улиц, он жаждал никогда в жизни больше не видеть газет или газетных афиш. Его угнетали дурные предчувствия финансово-экономического краха, в сравнении с которым недавняя мировая война представлялась случайным недоразумением. Все это объяснялось тем, что он был заместителем и помощником по общим поручениям редактора «Либерала», хорошо известного органа печати, принадлежавшего депрессивному направлению прогрессивной мысли. Еще одной причиной был все больше отравлявший душу, стойкий пессимизм его шефа мистера Стона. Раньше еще кое-как удавалось противостоять мистеру Стону, украдкой отпуская шуточки насчет мрачного вида начальника в разговоре с другими сотрудниками, но других сотрудников больше не было – в порыве финансового отчаяния мистер Стон всех их сократил. Теперь статьи для «Либерала» регулярно писали только мистер Коттедж и сам мистер Стон. А следовательно, мистер Стон мог обращаться с мистером Коттеджем, как левая нога пожелает. Редактор, ссутулившись и засунув руки глубоко в карманы брюк, сидел в своем кресле и с мрачной миной разглагольствовал обо всем на свете, иногда не закрывая рта по два часа кряду. Мистер Коттедж от природы тяготел к сдержанному оптимизму и вере в прогресс, однако мистер Стон был твердо убежден, что вера в прогресс устарела по меньшей мере на шесть лет и что либерализму оставалось надеяться разве что на скорое наступление Судного дня. Закончив дайджест, который сотрудники, когда в редакции еще были сотрудники, называли «дать жесть», мистер Стон удалялся, предоставляя все прочие материалы очередного еженедельного номера заботам своего зама.

С мистером Стоном было трудно ужиться даже в обычные времена. Необычные же изобиловали малоприятными событиями, вполне оправдывавшими меланхолические предчувств