Верни мне крылья

Cтиснув зубы от бессилья, обращусь к своей Судьбе:

«Где мои шальные  крылья, что висели на столбе:

Те, что были для полёта по особо важным дням:

Перья с нежной позолотой и сияньем по кистям?»

И Судьба ответит честно, прямо глядя мне в глаза,

Что вопросы неуместны… И покатится слеза,

Пропитавшись серой пылью в придорожной колее.

«Где мои шальные крылья, что мне шили в ателье,

Там, в заоблачной равнине, где рождаются ветра

И бросают в глубь стремнины искры звёздного костра?»

Но придёт, как озаренье, что недавно заходил

Утолить своё влеченье тот, кто сердцу очень мил.

Расставаясь на рассвете, я ему наказ дала,

Чтоб летел, как вольный ветер… и пропали два крыла.

Не хожу теперь по небу, не гуляю по луне,

Не пою про быль и небыль, не дурачусь на волне…

Болью тянет сухожилья, в пятнах крови простыня…

Я прошу, верни мне крылья! Я прошу, верни меня!

Сидела стая снегирей

сидела кучка снегирей на тонких ветках,

на грудках – яркие пунцовые монетки.

снежок у яблони лежал алмазно-белый…

и стая птиц, покрасовавшись, улетела.

быть может, кто-то произнёс: «ну, знамо дело!

сидела прорва снегирей и улетела!»,

а кто-то выглянул в окно и рассмеялся,

и сочинил короткий стих… и стих уда’лся:

про то, как яблонька румянцем багровела,

когда на ней палитра красок пламенела.

ритмичный слог отличным сразу оказался…

вспорхнула стая снегирей…

а стих остался.

Дождь-зануда пишет пьесу

дождь-зануда пишет пьесу,

заслоняя окнам свет…

наблюдаю с интересом,

есть ли там какой сюжет?

ну, а он строчит упрямо,

этот прыткий графоман —

сам не ведая ни грамма,

правда где, а где обман.

что получится – не знает,

и никто не даст ответ…

не видать конца и края:

может, драма, может, нет.

дождь-зануда пишет пьесу

лёгким росчерком пера:

тарабанит по навесам

и по крышке от ведра.

вдохновляется дорожкой

и собачьей конурой,

резво капает в ладошку

и в кадушку за спиной.

помогу ему, бедняге,

(притомился наш поэт)

парой строчек на бумаге…

на двоих – один сюжет.

Русь

Такая вся, понятная, родная,

С дорогами, которых как бы нет,

C садами, расцветающими в мае,

И птицами в лазурной вышине.

Ты разная – от края и до края,

От южных гор до северных морей:

То сельская, то слишком городская —

С иконами на стенах алтарей,

С полями и лесами, где берёзки

Трепещут на пронзительном ветру,

Где ивы раскудрявые причёски

Полощут в светлых водах поутру.

С метелями и шумным ледоходом,

С лугами, где ромашка и кипрей,

Где воздух, весь пропитанный свободой,

Заставит сердце биться веселей.

А может быть под небом синим-синим

Проникнет в душу трепетная грусть…

Я знаю, что зовёшься ты Россией,

Но всё же мне милее имя Русь!

Кактус с душою ромашки

я – кактус с душою ромашки,

колючий и ласковый монстрик.

хоть сердце всегда нараспашку,

но иглы – попробуй дотронься.

уколы мои ощутимы,

обидишь – не будет пощады!

быть может (подумай, любимый!),

меня обижать и не надо.

шепни, как скучал на работе,

шути, но любя и беззлобно…

а кактус при должном уходе

цветёт, говорят, бесподобно.

Мне до тебя четырнадцать дорог

Мне до тебя – всего-то ничего —

Каких-то жалких несколько часов!

И хочется порою одного —

Былую жизнь задвинуть на засов…

Мне до тебя четырнадцать дорог

И этот, самый важный в жизни, путь.

Мне до тебя – единственный порог,

Который нету сил перешагнуть.

Мне до тебя – один короткий вздох

И сотни строк, записанных в тетрадь,

Но всё же в веренице суматох

Мне не хватает воздуха – дышать…

Мне до тебя – проехать  горизонт,

А там, глядишь, совсем рукой подать…

Мне до тебя – безумно сладкий  сон,

Который я уже устала ждать.

О чем ты поёшь на закате, пичуга

о чём ты поёшь на закате, пичуга?

о чём ты поёшь предрассветной порой?

быть может о том, что осталась без друга,

быть может о том, что сейчас он с другой?

твой голос, когда-то звучавший свирелью,

руладами нашу округу будил…

сейчас он скри